Воспоминания

С вокзала меня повезли в гостиницу «Де Верр», против Кенсингтонского дворца и парка. Гостиница старомодная, но симпатичная. Вечером я принимала репортеров и фотографов. Моя комната была полна цветов, которые присылались каждый день, среди них был букет сирени от Тамары Карсавиной. Я очень любила сирень, главным образом потому, что она мне напоминала Россию.

На следующий день, 23 мая, я утром присутствовала на первой серии экзаменов. Мне было очень приятно встретить мою бывшую любимую ученицу Нину Тараканову, ныне г-жу Маклин. После окончания экзаменов меня попросили дать урок характерных танцев. Я просила Нину Тараканову дать этот урок за меня. Она отлично его провела, но под конец я не выдержала и сама приняла участие.

После экзамена и урока я поехала к Арнольду Хаскеллу, который пригласил меня завтракать с Тамарой Карсавиной, как только узнал, что я буду в Лондоне. Он жил в маленьком очаровательном особняке. Всякий поймет, как я рада была снова увидеть милую Тамару Карсавину и вспомнить с ней старину. Тут я впервые познакомилась с ее мужем, мистером Брюсом, очень симпатичным человеком. Жена Арнольда Хаскелла русская, сестра ее замужем за Марком Алдановым. Хаскелл не говорит, но понимает по-русски, и это облегчало общий разговор, который мы могли вести по-русски.

Вечером мы поехали смотреть Фестиваль-балле Антона Долина и Алисии Марковой. С нами был и Арнольд Хаскелл. В первом же антракте мою ложу наводнили знакомые и журналисты. Одна из них интересовалась, какой номер я ношу башмаков, какую диету соблюдаю, и задавала мне ряд вопросов в этом роде. В этот момент Арнольд Хаскелл привел в ложу знаменитого английского балетного критика Сирила Бомонта. Услышав вопросы корреспондентки относительно моих лондонских выступлений, он ей сказал: «Не спрашивайте мадам Кшесинскую, я вам сам скажу», и вот что она с его слов записала: «Сирил Бомонт мне сказал, что последний визит в Лондон г-жи Кшесинской был в 1936 году, когда она в Ковент-Гарден танцевала «Русскую», в сарафане и кокошнике, вышитом жемчугами. Кшесинскую вызывали по окончании восемнадцать раз. Я до сих пор ясно вспоминаю точность, изящество и благородство ее танца и движений, качества почти недостижимые в такой же степени для тех танцовщиц, которые не были близки к Русским Императорским придворным кругам».

После окончания спектакля меня провели на сцену, где я снималась с Антоном Долиным, Алисией Марковой и другими артистами труппы. Они давали вторую картину балета «Лебединое озеро» и оставались в костюмах лебедей. Из театра мы поехали ужинать в «Савой», куда нас пригласил Арнольд Хаскелл вместе с Алисией Марковой.

Двадцать четвертого мая, в четверг, вечером у меня в гостинице было общее собрание членов Федерации, состоящей почти исключительно из дам. Джон Грегори открыл заседание длинной речью, частью посвященной отчету о деятельности Федерации, и закончил ее приветствием по моему адресу. Моя ответная речь была заранее приготовлена, но я прочла ее по-французски, а Андрей затем перевал ее по-английски. Потом был сервирован чай, и я могла с большинством из присутствующих поговорить с помощью Барбары Вернон, которая служила мне переводчицей. Тут мне представили скульптора Михаила Морриса, чью статуэтку мне поднесли на вокзале в день приезда. Меня сняли с ним и со статуэткой.

Двадцать пятого мая, в пятницу, Арнольд Хаскелл пригласил меня осмотреть балетную школу Сэдлерс-Уэллс, в которой он состоял директором, и присутствовать на уроках в нескольких классах. Впечатление я получила самое приятное, система преподавания очень напоминает нашу. Преподают в большинстве случаев настоящие или бывшие артисты того же балета, с артистическим стажем. В педагогическом отношении это самое важное, чтобы преподавали бы именно артисты, для поддержания традиции. После осмотра школы А. Хаскелл пригласил нас завтракать с Шурой Даниловой и Алисией Марковой. Мы ели те же блюда, что подавали в этот день ученицам и ученикам школы.