Воспоминания

Брэдфорд представлял Сирину настолько отчетливо, что буквально видел солнечные блики, отражавшиеся в ее глазах в тот миг, когда она протянула ему половинку апельсина… И впервые за время своего долгого пребывания в Италии он внезапно почувствовал физическое влечение, острое, словно голод. Тело его требовало ее, как никого другого. Перед самым концом войны он ездил домой на недельный отпуск и занимался любовью с Пэтти. После приезда в Италию он хранил ей верность, и у него не было желания нарушать ее. До сих пор… Сейчас же все его мысли занимала Сирина: ее стройная шея, изящные руки, то, как сужалась талия, перехваченная тонкими завязками повязанного поверх платья белого фартука. Это было как сумасшествие. Вот только что он стоял, помолвленный с самой прекрасной женщиной Нью-Йорка, а теперь неожиданно воспылал страстью к итальянской служанке. Но имело ли это какое-то значение? Он знал, что нет, знал, что хотел ее, и не просто физически, – ему хотелось большего от Сирины. Ему хотелось узнать ее секреты. Хотелось узнать, что таили ее огромные загадочные зеленые глаза.

Казалось, он простоял так, глядя в окно, долгие часы. И вдруг совершенно неожиданно увидел ее: подобно величественному призраку, она прошла мимо дерева и затем спокойно села в темноте. Длинные волосы ниспадали на плечи и чуть покачивались от дуновения легкого ночного ветерка, глаза ее были закрыты, тело скрылось под чем-то напоминающим одеяло, когда она вытянула ноги, устроившись на траве. Фуллертон разглядел голые ступни… И почувствовал, как его тело напряглось и как все внутри его устремилось к этой таинственной девушке. Словно потеряв контроль над собой, он отошел от окна, вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь, и торопливо сбежал вниз по длинным маршам мраморных ступеней. Выйдя в коридор, прошел в боковую дверь, которая, как он знал, вела в сад, и, прежде чем смог остановить себя, беззвучно пошел по траве, пока не очутился позади нее, зябко поеживаясь на ветерке и дрожа от охватившего желания. Почувствовав его присутствие, Сирина повернулась и молча посмотрела на него широко раскрытыми, удивленными глазами. Несколько долгих мгновений он тоже не мог произнести ни слова. Глаза их встретились, она ждала, он молча опустился рядом с ней на траву.

– Ты разговаривала со своим деревом?

Голос его звучал нежно, он ощущал тепло, исходившее от ее тела. Фуллертон не знал, что сказать, и казался сам себе ужасно глупым. Заглянув в ее лицо, увидел, что оно блестело от слез.

– Сирина? Что случилось?

Девушка после минутного колебания слабо пожала плечами и едва заметно улыбнулась. Ему захотелось заключить ее в объятия, но он все еще не осмеливался. Он не знал, что она может подумать, как, впрочем, не знал, что и сам думал по этому поводу.

– В чем дело?

Она вздохнула и неожиданно положила голову ему на плечо и закрыла глаза.

– Иногда… – чуть слышно проговорила она в прохладной темноте, – иногда очень одиноко… после войны. Никого не осталось. Никого…

Он медленно кивнул, стараясь понять охватившую ее боль.

– Да, очень тяжело… – Затем, не в силах сдержать вопрос, постоянно вертевшийся у него в голове, спросил: – Сколько тебе лет, Сирина?

– Девятнадцать. – Голос казался бархатным в темноте, затем, улыбнувшись, девушка спросила: – А тебе?

Он тоже улыбнулся:

– Тридцать четыре.

Внезапно ему показалось, что теперь девушка приняла его в круг своих друзей. С прошедшего полудня между ними начало происходить нечто непонятное. Сирина убрала голову с его плеча, и ему вдруг стало не хватать этого небольшого давления, и, как никогда прежде, он ощутил страстное влечение к ней, глаза его жадно рассматривали каждую черточку лица.

– Сирина…

– Да, майор?

Он рассмеялся:

– Ради Бога, не называй меня так!

Его отказ напомнил ей о том, как она набрасывалась на Марчеллу за то, что та звала ее принцессой, и она тоже рассмеялась.

– Ладно, как же мне тогда звать вас? Сэр? – Теперь она поддразнивала его скорее как опытная женщина, нежели как девушка.

Он посмотрел на нее пристальным, долгим взглядом своих глубоких серых глаз, затем прошептал:

– Да… может быть, тебе следует звать меня «сэр».

Однако прежде чем она смогла ответить, он заключил ее в объятия и поцеловал с наслаждением и страстью, о существовании которой у себя даже не подозревал. Он чувствовал, как все его тело приникло к ее, руки крепко сжимали ее в объятиях, ему не хотелось отпускать ее губ. Когда губы ее уступили его натиску, их языки коснулись друг друга. Он задыхался от желания, когда наконец отпрянул от нее, а она, казалось, растаяла в его объятиях, издав легкий вздох.

– О, Сирина…

Ничего не говоря, он вновь поцеловал ее. На этот раз дыхание перехватило у Сирины. Девушка медленно покачала головой, словно стряхивая наваждение, печально посмотрела на него глазами, полными слез.

– Мы не должны делать этого, майор… Мы не можем.

– Почему?

Он не был уверен, что она ошибается, но знал, что не хочет останавливаться.

– Сирина…