Воспоминания

Сидя в штабной служебной машине и держась за руки, влюбленные катили по широким бульварам, по узким улочкам, миновали Нотр-Дам, поднялись к Енисейским полям, обогнули Триумфальную арку, влились в поток машин, двигавшихся вокруг площади Звезды, представляющей собой удивительный перекресток, на который выходят двенадцать главных улиц, соединяющихся под Триумфальной аркой, и который водители с сумасшедшей скоростью стремятся проскочить, выезжая на бульвар. Пока Сирина смотрела по сторонам, широко раскрыв глаза, они подъехали к авеню Гочи, где в элегантном «Отель Партикульер» остановился Брэд. До войны это здание, похожее на особняк, принадлежало одному из известнейших во Франции винопроизводителей. В суровые дни войны, как раз перед самой оккупацией Парижа, винопроизводитель решил отправиться в Женеву к сестре, оставив дом на попечение слуг. Немцы завладели им и пользовались все годы войны, однако проживавший в нем офицер оказался цивилизованным человеком, и потому дом не понес существенных разрушений. В настоящее время домовладелец серьезно болел и не мог вернуться в свой дом. Американцы взяли здание в аренду сроком на год. И вот теперь в нем разместился Брэд Фуллертон. Это были не столь роскошные апартаменты, как во дворце Тибальдо, но довольно сносные. Прислуживала ему пожилая супружеская пара.

Подъехав, Сирина увидела красивый сад и окружавшую его ухоженную живую изгородь. С внешней стороны высилась кованая металлическая ограда. Остановив машину перед воротами, водитель вышел и открыл их. Машина подкатила к самому крыльцу и остановилась. Брэд повернулся к Сирине.

– Итак, любовь моя, приехали.

– Великолепно.

Девушка улыбнулась, глядя только на Брэда и совершенно не проявляя интереса к дому: ее интересовало лишь то, что светилось в его глазах. Когда он наклонился и поцеловал ее, в них, казалось, вспыхнули искры. Затем он помог ей выйти из автомобиля и повел в дом.

Быстро поднявшись по ступенькам крыльца, они подошли к массивной двери, которую тут же распахнул перед ними невысокий лысый мужчина с прищуренными голубыми глазами и сияющей улыбкой. Рядом с ним стояла миниатюрная улыбчивая женщина.

– Месье и мадам Лависсе, моя невеста, принцесса ди Сан-Тибальдо.

Сирина смутилась, услышав свой титул, и протянула руку для приветствия. В ответ оба несколько натянуто поклонились:

– Рады приветствовать вас.

– И мне очень приятно с вами познакомиться. – Сирина окинула взглядом открывшуюся за их спинами часть дома и добавила: – Здесь так чудесно.

Супругам Лависсе комплимент пришелся по душе, как если бы дом был их собственным, и они тут же пригласили Сирину пройти ознакомиться с домом.

– Он, вынужден, к сожалению, признать, уже не тот, что прежде, – извинился Пьер, показывая ей внутренний садик, – но мы с женой делали все возможное, чтобы сохранить все, как было прежде, для месье барона.

Владелец вот уже пять лет не видел своего дома и, вероятно, теперь, в возрасте семидесяти пяти лет от роду, пораженный тяжкой болезнью, вряд ли его увидит. Преданные старые слуги хранили дом для него, а он щедро платил им. Сначала он доверил им солидную сумму на покрытие всех расходов, а теперь, после окончания войны, стал еще ежемесячно посылать им дополнительный чек. В свою очередь, они заботились об этом прекрасном доме с неослабной любовью и вниманием. В начале войны они перенесли и спрятали в подвале в потайной комнате наиболее ценные вещи. Немцы за время оккупации не сумели их отыскать. И теперь, в период пребывания американцев в Париже, супруги Лависсе относились к дому как к своему собственному.