Воспоминания

Ну, милые друзья, я еще в Петербурге и в том же отеле, и самому Богу только известно, отправлюсь ли далее. Не смотря на то, что здесь, говоря вообще, мне не неприятно, климат здешний дает себя чувствовать неприязненно. У меня уж оказался ревматизм в правом плече, и всю эту неделю я чувствовал себя болезненно, так что по два дня не мог выходить из комнаты. Эта слякоть и мокрый снег, эта гниль в воздухе приводят меня в совершенное бессилие. Сегодня легкий мороз, и я ожил, и на душе просветлело, нервы спокойны, не раздражаются всякою дрянью. как бывает, когда вместо неба висит свинцовая, удушливая атмосфера. Да! я должен сказать, что простился с Борини. Он так стал тосковать, что страшно похудел, не ел и не спал, я повез его к Сереже, который мне сказал, что у него может быть начало тифа, и что лучше поскорее отправить его. Я сказал Борини, что ежели он хочет, то может ехать. Все это время жена его писала ему письма, полные упреков и подозрений в том, что он не хочет вернуться: эти-то письма совсем и расстроили его; к этому еще он простудился. Мне было больно смотреть на него, и когда я предложил отпустить его, то уже от одной мысли о скором свидании с женой ему стало легче. Он уехал назад дней девять, и мы расстались совершенными друзьями. Теперь у меня швейцарец, но находящийся уже четыре года в России и говорящий по-русски. Кажется, недурной человек и довольно точный и очень грамотный. Он занимал должность учителя в домашней школе, и недостаточность жалованья заставила его переменить место. Впрочем, до этого он постоянно занимал должность слуги. В моей одинокой жизни слуга вещь важная, поэтому я так и распространился об этом.

— Я продолжаю жить в гостинице, только мне дали другую комнату, вдвое больше той, какую я занимал при тебе, Фет. Остаюсь в гостинице, потому что так удобнее, чем в chаmbres meubl'ees, но очень неудобно иметь одну комнату, хотя плачу за нее 2 рубля 50 коп., да еще за комнату для слуги. Обед здесь за рубль довольно хороший.

Как живете вы, милая Маша и дорогой мой Фет? Пишутся ли «Письма из деревни?» Я со всех сторон продолжаю слышать похвалы им. Знакомых у меня здесь много, и, слава Богу, не из литературного круга. В опере был только два раза. Тамберлик поет с несравненно большим огнем, нежели прежде, пять лет назад. Кольцоляри плавен и звучен и холоден по-прежнему.

Здесь бумажки упали против серебра на 10%, и банк, кажется, решился уже более не поддерживать искусственно курс.

Прошу тебя, Маша и Фет, напишите мне хотя несколько слов, я буду писать вам скоро. Эх! климат здешний невыносим, а то бы и думать забыл о Париже. Буду пробовать, авось перенесу. А несколько дней тому я чувствовал себя так плохо, что стал сбиваться было… Обнимаю вас.

Преданный вам В. Боткин.