Воспоминания

Я последовал совету и дважды проехал утром в трамвае № 9 по Литейному до Военно-медицинской Академии. Первый раз – неудачно, но во второй мне повезло. Невысокий сухощавый старичок, нисколько не стесняясь, «крыл» советскую власть: Бога не признают, церкви закрыли, религию уничтожили, комсомольские походы в церкви делают, верующих разгоняют, а рабочим есть нечего, все продукты пошли в склады для партийных, при царе жилось свободней, чем сейчас, и т.д., и т.п.

Пассажиры трамвая слушали внимательно, прикрывая лицо газетами. Старичок вылез у Военно-медицинской Академии и исчез в ее дверях.

НЭП был в полном разгаре. После тяжелейших первых послереволюционных лет Петроград ожил. Днем город сиял, озаренный лучами солнца. По улицам ходили трамваи и даже появились извозчики. Вечером и ночью освещение было скудным и навевало тоску. Мелкие лавочки появились всюду. Люди толпились на базарах. Мальчишки бегали по улицам, предлагая папиросы и цветы. Но было много безработных – 150 тыс. в 1923-1924 гг. На улицах нищие просили милостыню. От голодных лет 1919-1921 гг. остались лишь воспоминания. Голодных и нуждающихся было немало и в 1923,-1924 гг., но массовых смертей от голода уже не было.

Бичом быта было пьянство. На людных улицах располагалось по нескольку пивных: за «Старой Баварией» следовала «Новая Бавария», за ней «Калинкин», за «Калинкиным» – «Вена», за ней «Новая Вена». Они улавливали прохожих. Из пивных неслись пьяные крики и песни, играла гармонь.

В тот день, когда разрешили свободную продажу сорокоградусной водки, на улицах уже с утра валялись «трупы» и богомольные старушки, крестясь, умиленно восклицали: «Мила-ай, когда же ты успел!» Открылись под другими названиями и старые знаменитые рестораны – «Данон», «Кюба», где цены были сравнительно умеренными. По ночам лихачи развозили подгулявших, и крики пьяных мужчин и женщин оглашали улицы.

Особым успехом пользовался Владимирский клуб, открытый до утра. Здесь играли больше всего в лото. Ночью Владимирский клуб был заполнен не столько нэпманами, сколько кассирами крупных предприятий и учреждений. Они были буквально одержимы надеждой на выигрыш, но дело обычно кончалось проигрышем казенных денег. Затем кто вешался, кто травился, кто шел в тюрьму.

В дни получек жены рабочих дежурили у пивных, стараясь отобрать у мужей хоть часть получки, жены служащих собирались у Владимирского клуба. Всезнающие репортеры «Ленинградской правды» и «Красной газеты» говорили, что за каждым крупным кассиром установлено наблюдение уголовного розыска и о каждом крупном проигрыше агенты розыска, сидевшие в качестве «игроков» в игорных залах, сообщают начальникам учреждений и предприятий для проведения внезапной ревизии кассы.

Я несколько раз был во Владимирском клубе вместе с Гофманом, когда мы засиживались до трех ночи в редакции за правкой речей, передаваемых РОСТА из Москвы. Мы шли в клуб, так как рестораны были закрыты, а мосты через Неву разведены (Гофман жил на Петербургской стороне). Приходилось ждать до утра, когда начинал ходить трамвай. Поэтому «Сцены из жизни игрока» мне приходилось наблюдать воочию.

Грабежей, убийств и изнасилований было немало, но о них было запрещено писать. Ведь мы жили в стране, где люди благодаря революции совершенно переродились. Но один процесс был сделан показательным, и о нем подробно печатали в ленинградских газетах: в Чубаровском переулке, на Лиговке, на пустыре у Октябрьского вокзала 15 молодых рабочих завода СанГалли изнасиловали работницу. Пять рабочих были приговорены к расстрелу. Комсомольская организация хотела взять их на поруки и сделать из них «хороших комсомольцев», но власти решили нагнать страху для того, чтобы прекратить групповые изнасилования. В ночь расстрела осужденных завод Сан-Галли был сожжен их дружками.

Чубаровский процесс был знаменателен тем, что показал полное отсутствие у молодежи представлений о культуре, морали, товариществе. К тому же прокурор, выступавший на процессе, – М. Рафаил (в 1926 г. он заменил Сафарова на должности главного редактора «Ленинградской правды» после разгрома зиновьевцев) проявил необыкновенную глупость. Он обвинял подсудимых, парней 18-20 лет, в том, что они подпали под влияние буржуазной морали, начитавшись иностранных буржуазных газет. Но подсудимые были малограмотными. Они не читали не только иностранных газет, которых им было не достать, но и советских газет. Они имели самое смутное представление о советской власти, о задачах комсомола и т.д. Падение уровня образования, культуры и морали за 5-6 лет советской власти выявилось на Чубаровском процессе очень ясно.