И вот тогда наша группа в 5 человек ворвалась в склад: за царскую сторублевку (последняя из наследства, завещанного нам бабушкой) и за дешевое золотое кольцо с сомнительной ценности камешком, мы получили трехпудовый мешок белой муки, двухпудовый мешок риса, мешок сахарного песку и жестяную банку с 10 кг копченого топленого свиного сала. Польская армия продавала продукты «себе в убыток». Мы с трудом перетащили свою добычу в квартиру и долго с умилением смотрели на нее. Она обеспечила нам существование в течение двух месяцев. От какао и сгущенного молока мы героически отказались.
Польская охрана продавала продукты до тех пор, пока у людей были деньги или ценные вещи. Но наконец они оказались исчерпанными. А толпа все росла и росла. И тогда польские солдаты, понимая, что даже выстрелами им не удастся сдержать толпу, как-то незаметно исчезли, заперев склад. Толпа сломала железные двери, ворвалась в склад и растащила продукты. Не обошлось без человеческих жертв – несколько человек были избиты и искалечены.
Директор типографии улыбался: «Если бы не мысль о продаже продуктов, – сказал он, – то вы, хлопцы, ничего бы не получили. Толпа стерла бы вас в порошок».
Вечером польские войска очистили Киев. Они отступали, отмечая свой путь грабежами, побоями, пожарами. Крестьяне, усвоившие привычку стрелять в спину любой отступающей армии, стреляли в спину и полякам. Польские войска поджигали села и местечки на своем пути. Проходя через леса, поляки устраивали огненные завесы, чтобы задержать продвижение Красной армии. В местечках и селах грабеж и избиение евреев производились и польскими войсками, и украинскими крестьянами.
Обо всем этом мы узнали позже из киевских газет, а пока были заняты подготовкой к приходу советской власти. Красная армия вошла в Киев 12 июня 1920 г., на следующий день после ухода поляков. Немедленно началась организация советской власти – административного и хозяйственного аппарата. Снова как из рога изобилия посыпались декреты, приказы за приказами. На здании университета было вывешено предупреждение:
«Мы ушли не надолго, мы вернулись навсегда!»
Вспоминая сейчас, шестьдесят лет спустя, эти трудные и кровавые годы гражданской войны, с их бесчисленными жертвами, когда несколько режимов в погоне за властью усердно резали и избивали сторонников своих врагов, я иногда задаю себе вопрос: как я и мои конотопские друзья уцелели, могли уцелеть в это время?.. Повидимому, нашим спасителем был наш друг и доброжелатель директор типографии Кульженко, умный, осторожный и доброжелательный украинец лет пятидесяти, который умел ладить со всеми сменяющимися режимами.
При советской власти в Киеве он был в чести как рабочий, председатель Киевского, а потом, кажется, и Всеукраинского союза типографских рабочих, хотя членом коммунистической партии он не был.
При Раде и петлюровцах он подчеркивал свое украинское происхождение, свою украинскую национальность, хотя сторонником самостийности Украины он никогда не был.
При добровольцах? Но разве он не был много лет директором типографии Кульженко, в которой печатался «Киевлянин», и разве В.В.Шульгин много лет не знал и не уважал его?
Он спасал нас, группу конотопских студентов, помогал нам уклоняться от военных и всякого рода трудовых мобилизации, без которых ни один из быстро сменявшихся режимов не мог обойтись.
Каждый режим считал своим законным правом мобилизовать на свою защиту и поддержку под угрозой расстрела любого человека, способного носить оружие. А так как на Украине власть сменилась 12 раз, то при каждой смене власти мобилизованный должен был отвечать перед новой пришедшей властью, как он смел повиноваться декрету о мобилизации, изданному уже сбежавшей властью, и поднять оружие против только что пришедшей в Киев власти.
Прослужив в порядке мобилизации 12 раз в армиях сменявшихся режимов, мобилизованный, понятно, становился подозрительным и опасным элементом для окончательно победившей в конце концов советской власти. Вуз для него был бы закрыт, на работу его бы не приняли, жить в большом городе не разрешили бы…
Но за что обыватель -интеллигент должен был сражаться и умирать? За Раду и Петлюру? Но хотя, например, мы все были украинцами по происхождению, у нас не было никакой тяги к созданию самостийной Украины. Об этом мечтала лишь сравнительно небольшая прослойка «национально-сознательной украинской интеллигенции», которая желала стать административным костяком и элитой самостийного украинского государства. Практический лозунг Петлюры «Бей большевиков! Это жиды и москали (кацапы)!» – не увлекал нас.
За восстановление монархического строя в России, который стал «потонувшим миром» в феврале 1917г.? Но практический лозунг добровольцев «Бей жидов, спасай Россию!» также был неприемлем для нас.
За советскую власть? Но даже первое знакомство с ее носителями – солдатами армии Муравьева – Пятакова, взявшей в феврале 1918 г. Киев, наполнило наши души сомнениями. Лозунг «Режь буржуя и грабь у него награбленное» также был чужд нам.