Воспоминания

Я уже имел случай сделать выше общую характеристику нашей балканской политики. Её главной целью было, как сказано, обеспечение свободного развития призванных Россией к самостоятельному политическому существованию балканских народов. На пути к достижению этой цели было, однако, много препятствий. Прежде всего ему мешали согласованные усилия германской и австро-венгерской политики, из которых каждая преследовала в борьбе со славянским элементом на Балканах свои собственные цели, причём их связывала общность противника, которого так или иначе надо было сломить и устранить. Помимо этих внешних помех торжество идеи господства балканских народов на Балканском полуострове тормозилось также в значительной степени их взаимными между собой раздорами на почве соревнования в Македонии, ещё не дождавшейся своего освобождения от турецкого ига. Поэтому в глазах русской политики первая серьезная попытка полюбовного размежевания взаимных интересов сербов и болгар в этой спорной области, которая, очевидно, не могла ввиду роста национального самосознания македонского населения не разделить в более или менее близком будущем участь прочих владений Турции на Балканах, имела особое значение, ускользавшее от наших западных союзников и друзей. Ожидать от русской дипломатии отрицательного или только безразличного отношения к подобной попытке было неразумно. Не сделать ничего для облегчения достижения Сербией и Болгарией их целей значило для России не только отказаться от завершения своей исторической миссии, но и сдать без сопротивления врагам славянских народов занятые вековыми усилиями политические позиции.

Каждый раз, что австро-германская политика ударяла по славянам, она метила в Россию, стоявшую на страже как славянских, так и своих собственных жизненных интересов на Балканах. В Вене и Берлине отлично понимали, что без России никакого балканского вопроса в XX веке не было бы и что Сербия и Болгария уже давно перестали бы существовать как независимые государства.

Это убеждение послужило отправной точкой той политики, которая привела в 1914 году к мировой войне, а вслед за ней — к безвозвратной гибели монархии Габсбургов и к крушению, хотя и временному, государственной мощи России и Германии.

Как бы то ни было, сочувственное отношение русского правительства к Балканскому союзу вызвало, как я сказал выше, некоторую тревогу в правительственных кругах Франции. Г-ну Пуанкаре казалось, что этот союз в той форме, в которую он вылился, неизбежно приведет к войне на Балканах со всеми возможными её дальнейшими последствиями. Мы также, со своей стороны, верили в её возможность, хотя и менее усматривали опасность войны в заключении Сербией и Болгарией союза, даже и наступательного характера, чем в том обстоятельстве, что с осени 1911 года Турция находилась в войне с Италией из-за обладания Триполи и Киренаикой. Мы были убеждены, что балканские государства не пропустят случая воспользоваться затруднениями, созданными для Турции фактом её войны с европейской великой державой, и предвидели, что удержать их от сведения счетов с Турцией в такую для себя благоприятную минуту будет чрезвычайно трудно. Нам было известно через приезжавшего в 1911 году в Россию г-на Данева о настроениях, господствовавших в Болгарии и подтверждавших нас в мысли о неизбежности в ближайшем будущем новых осложнений на Балканах. Нам поэтому оставалось только постараться смягчить остроту положения тем, что мы приняли деятельное участие в сближении между собой балканских государств. Мы надеялись, что их сплоченным усилиям будет легче нести риск, связанный с борьбой, которую им предстояло неизбежно вести против младотурецкой Турции ради вскрытия македонского нарыва, а может быть, и против Австро-Венгрии — в случае, всегда возможном, дальнейших попыток её продвижения на Балканах. Наше участие в заключении Сербо-Болгарского союза давало нам право контроля над действиями союзников, а, также, наложения запрета на решительные шаги союзников, не отвечающие видам русской политики. Несомненно, что подобные гарантии были крайне недостаточны, как доказала это осень 1912 года, но заручиться другими, более действенными, оказывалось совершенно невозможным, но точно так же невозможно было для нас стать спиной к балканским славянам в критическую минуту их существования и отречься от обязанностей, налагаемых на нас нашим политическим первородством и всем славным прошлым России как величайшей славянской державы.