Воспоминания

Бедность проклятую видят все смолоду:
Словно старуха, шатаясь от голоду,
В рубище ходит она под окошками,
Жадно питается скудными крошками;
В тусклых глазах видно горе жестокое,
        Горе, как море, бездонно-глубокое,
        Горе, которому нет и конца.

Эта старуха мрачней мертвеца

Не за себя возглашу ей проклятия:
О человеке жалею я, братия!..
Ты надругалась руками костлявыми
Над благородными, честными, правыми.
Сколько тобою милльонов задавлено.
Сколько крестов на могилах поставлено!..
        Ты же сама не умрешь никогда;
        Ты вековечна, старуха-Нужда!

«Бедные люди» — создание гения —

Живы и вы!.. Вот уж два поколения
(Ровно полвека) пред вами склоняются…
«Бедные люди» живыми являются.
Шествуют тихо толпою убогою
Прежней печальной, тернистой дорогою, —
        Как при Белинском страдали они,
        Так и теперь — в современные дни!

Девушкин бедный, чиновничек старенький,

Верно, что жив ты; по-прежнему с Варенькой,
С «маточкой» письмами часто меняешься;
Верно, что ты пред начальством склоняешься. —
Это начальство — бездушное, важное,
Ценит ли сердце твое непродажное?..
        Сердце — живой и святой чародей —
        Бьется в груди и у бедных людей.

Сердце!.. Ты платишь проценты жидовские

Жизни суровой: Горшковы, Покровские,
Варенька, «маточка», страшною платою
Вы расквиталися с жизнью проклятою!
Но не убила она — бессердечная —
Душу живую: Любовь вековечная
        Вас подкрепила! И слава тому,
        Кто осветил вас в кромешную тьму!

           (Обращаясь к портрету Ф. М. Достоевского)

Слава тебе за бессмертный твой труд,
В нем ты открыл «человека», —
        «Бедные люди» твои не умрут!
        Слава отныне до века!..

Л. Трефолев.

Этим стихотвореньем теперь я и закончу свое повествование о Л. Н. Трефолеве.

* * *

Среди наших знакомых был и Владимир Иванович Веселовский, он занимал тогда место товарища председателя уголовного суда в чине коллежского асессора, был человек еще молодой, лет 35 или даже менее; бывший студент Московского университета, слушатель и почитатель Грановского, он представлял собою самого передового человека по тогдашнему времени. Милый собеседник, красно и дельно говорящий (хотя иногда и парадоксами), он невольно подкупал к расположению всякого вновь с ним познакомившегося. Этим же самым и мы были прельщены и укрепили наше знакомство еще крепче и теснее. С открытием новых судебных учреждений Веселовский был переведен в г. Пензу, а затем и членом окружного суда в Москву. Казалось бы, что наше знакомство должно было этим закончиться; но судьба судила иначе! В январе месяце 1868 г. умер мой зять Александр Павлович Иванов, заведовавший делами выживающей из ума тетушки Александры Федоровны Куманиной. Я тогда случайно был в Москве, и ко мне приступили все родные с бабушкою Ольгою Яковлевною во главе, чтобы войти в положение больной и престарелой тетки.

Я согласился хлопотать о признании тетушки лишенною ума и о назначении над ней опеки. Все родные опять-таки обратились ко мне с просьбою принять на себя звание опекун. Я отговаривался тем, что, как отсутствующий и не живущий постоянно в Москве, не могу принять на себя этого звания. Тогда меня упросили взять себе товарища, живущего в Москве, но только чтобы я был непременно опекуном. Я вспомнил тогда про Веселовского, объяснил ему все дело, и он согласился быть моим соопекуном, и мы оба назначены были в том же 1868 году опекунами над личностью и имуществом А. Ф. Куманиной.