Читаем Воспоминания полностью

На неделю, на две приезжает с фронта муж её, работавший там в Думской организации. В комнатах раскиданы полувоенные вещи, немецкая каска. Он немногословен, рассказывает мало, рассеян к московскому – только отоспаться, отмыться – ходит по тамошним поручениям, приходят к нему тамошние люди… Иногда устраивал себе винт. Это мои любимые вечера. Часов в 9 сажусь в горячую ванну – от накаленной колонки пышет жаром в маленькой ванной комнате. Из ванной прямо в постель. Звонки собирающихся винтеров. На одеяле у меня книги: и умная, и божественная, и последний номер журнала, разрезной нож. Полученное письмо и начатый ответ. Хорошо отточенный карандаш. В предвидении долгих часов я пробежалась на Арбат и купила плитку шоколада любимого сорта. Сестра приносит чай с малиновым вареньем, ломтиками ветчины, сдобный хлеб, ванильные сухарики. Я буду пить всласть, ещё чашку, ещё. Адя принесет. Она присаживается и забавно рассказывает о даме-винтерке, красивой жене скульптора Домогацкого, об авторитетных её литературных суждениях. Бедной Аде придется любезно бодрствовать часов до 2-х! Лежу, острое, почти пронзительное чувство благополучия, духовного и физического, – как будто я тогда знала, какое бывает неблагополучие, как будто было сравнение! Меня зовут к телефону. Набрасываю халат, выхожу в переднюю (моя маленькая комнатка прямо из передней), плотнее прикрываю дверь в столовую – за ней кабинет винтеров. Да, он, Бердяев. У него сидят молодые спорщики, но он оторвался, чтобы перед сном посмеяться, позлословить со мной. Быстрый отчет дня, мысль, сверкнувшая ему за письменным столом. И смех. Непрерывный высокий пафос мысли, непрерывная лихорадка войны, в которой тогда жили, требовала разрядки в смехе. И умели же мы с ним смеяться – дерзко, отчаянно, не щадя своих же святынь, – все просмеять насквозь, как струей холодного воздуха, чтобы нигде застоя. Так крепка была вера. «Ну прощай, дорогая. До завтра». – «До завтра».

Приложение

Письма Евгении Герцык к Л. Шестову

Судак, Крым 26. 1. 1924


Дорогой друг мой Лев Исаакович!

Шлю Вам привет после многих, многих лет разлуки. Я давно хотела писать Вам, но останавливало то, что ничего не знаем мы друг о друге чуть не за десяток лет, а сейчас, узнав, что моя хорошая знакомая, недавно уехавшая от нас, живёт в одном доме с Вами, поручаю ей рассказать Вам о страде этих лет в Крыму, о Жуковских и обо мне и передать Вам это коротенькое слово.

Помню и чувствую Вас близким, несмотря на полное неведение всего что с Вами было, и так горячо хочу услышать Ваш голос.

За исключением полугода, который я провела с Бердяевыми в Москве, я эти годы жила почти безвыездно в Судаке в самом тесном мирке, но в нем отражалось все то же, что во всей Европе. И так внутренне значительны эти годы во всей своей трудности и безрадостности, что я не отказалась бы от них. И радости, какие были, и боль – все было самое настоящее, а не слова, слова, как нередко бывало раньше.

Конечно эти годы не поколебали, а напротив укрепили сознание духовной осмысленности жизни, но только труднее это все выразить в словах, потому что требовательней стала я к правдивости слов. Когда ещё лучше узнаешь все – совсем не станет слов. Но как «духа предпоследняя услуга», временами по-прежнему увлекают меня острые мысли.

Так последнее время пленилась я Эйнштейном – видно до старости всего ближе мне будут (неразборчиво).

Милый Лев Исаакович, напишите мне хорошее письмо, как бывало Вы писали – прежде всего о личной жизни семьи Вашей, потом о том, над чем работаете, что писали эти годы, какие вопросы ближе всего Вам. Хотелось бы знать, что в умственной жизни Запада Вам близко, с кем из русских Вам радостно общение.

Знаю, что на все не ответить – но ответьте хоть на что-нибудь, и главное скорее. Буду очень ждать.

Меня жизнь приковала к моей бедной вечно болеющей семье и оторвала от почти всего, что мне дорого, так что уже поэтому меня следует порадовать письмом.

От Бердяевых получаю изредка длинные письма и по-прежнему с ними близка. Как-то получила очень печальные строчки от Вячеслава {Иванова} из Баку. Как рассеялся наш былой кружок – Париж – Берлин – Москва – Баку – Крым… И много кругом внутреннего передвижения.

Недавно одна москвичка рассказывала мне как она слышала пламенную проповедь Над. Серг. Бутовой в одном из тогдашних приходов московских. – Это было незадолго до её смерти.

Очень хочется мне знать как определилась жизнь и вкусы Ваших Тани и Наташи {Дочери Льва Шестова.} и что все вы делаете? Вышло ли за эти годы что-нибудь Ваше в печати? Привет всем Вашим и Вам из самой глубины не забывающего друзей сердца.

Ваша Евгения Герцык


[Судак] 28. 8. [1924]


Дорогой Лев Исаакович!

Я очень виновата, что не ответила Вам, но я тогда со дня на день ехала в Москву и собиралась оттуда написать Вам, чтобы поделиться московскими впечатлениями.

Новые болезни задержали меня, а потом я ждала Вашего ответа Жуковским, чтобы узнать летний адрес. Не будьте как я, и сообщите мне открыткой Ваш новый адрес в Париже.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже