Воспоминания (1865–1904)

В 10 часов вечера мы уехали обратно, темнота была страшная, мы расселись в трех экипажах, я с братом и сестрой милосердия Лебедевой сели в шарабан. Моя мать, боясь, что мы будем сами править, не хотела отпускать нас одних в такую темноту, и нам дали кучера Широкого. Но проехав с полверсты, мы остановились, дали кучеру две папироски и сказали ему, что он может идти. Он попросил нас довезти его домой, что мы и сделали. После этого я сел за кучера, было, правда, очень трудно править, так как впереди ехавшие коляски были уже далеко и дорогу было плохо видно. Но лошади бежали бодро, дорога была ровная, и мы хорошо доехали без приключений.

Жюли Хилкова ждала нас и хотела дать на чай кучеру – каково было ее удивление, когда мы подкатили без него. Нам немного досталось за нашу проделку, но потом все обошлось.

От старшей сестры из Тамбова часто получали письма, она начала там учиться ездить верхом, и я радовался, что смогу с ней кататься в Петергофе.

6-го августа у нас была очень удачная охота, Имзин заехал за нами среди дня, и мы с восторгом быстро собрались. Поехали мы за 12 верст и очень удачно охотились, убив 13 уток, 5 куликов, 2 дупеля и 12 бекасов, на мою долю пришлось 5 штук.

В середине августа все фрукты уже поспели, и мы с наслаждением ели их целыми днями. В это время приехал и Дима Хилков с Кавказа, его наконец отпустили. Я его не видал с самого его отъезда на войну, когда он был еще молодым гусаром. Теперь это был солидный мужчина с большой окладистой бородой в кавказской казачьей черкеске с кинжалом, он был уже в чине войскового старшины, увешанный боевыми наградами. Хотя он и был моим племянником, но был на 10 лет старше меня, и мы на него смотрели с гордостью, считая его героем.

Мы очень обрадовались его приезду, с ним приехали два лихих казака, и он привез с собой несколько собак, овчарок и борзых. Овчарки были очень злые.

По приезде Димы состоялось освящение дома. Я первый раз присутствовал на таком торжестве. К девяти часам мы приехали в церковь, которая от дома находилась в двух верстах. Всем нам дали по образу, Диме Хилкову – большой образ Богоматери, дяде – евангелие, два казака взяли хоругви, и мы, следуя впереди духовенства, пошли крестным ходом к дому через все село. Большая толпа шла за нами. Около дома крестный ход встретила хозяйка, наша двоюродная сестра, и взяла у сына образ Богоматери. Крестный ход вошел в дом, после чего состоялось молебствие с водосвятием. По окончании его обошли все комнаты, я нес святую воду в миске, один священник окропил все помещения, другой ставил кресты священным елеем над каждой дверью.

По возвращении в зал отслужили заздравный молебен и затем панихиду по всем усопшим родным, после чего обошли крестным ходом вокруг дома, окропляя его снаружи. Обойдя дом, священник окропил святой водой все амбары, людские помещения, конюшни, скотный двор.

Крестный ход возвратился в церковь, а мы пошли на двор, где за длинными столами обедали мужики, бабы и рабочие. По окончании их обеда моя двоюродная сестра раздала им всем подарки. Мужики бросились качать ее сына Диму Хилкова, кричали «ура», многие были уже выпившие, все они пошли на площадку перед домом, плясали, пели песни довольно нескладно. Скоро приехали священники и с ними гласные села Павловки с хлебом-солью и с адресом княгине и князю Хилковым. После чтения адреса их угощали, и они со всеми здоровались.

Когда вся эта, можно сказать, официальная часть кончилась, мы пошли обедать. Обед был из шести блюд, длился он довольно долго, обедали с нами и выборные села Павловки. После обеда отправились опять на крыльцо, где нас обступили мужики, благодаря за угощение и подарки, и, войдя в комнаты, пропели хозяйке «многая лета».

Настроение у всех было очень хорошее, было много выпивших, но держали они себя вполне прилично.

После освящения дома мы могли остаться в Павловках всего четыре дня, очень нам было жаль уезжать, особенно моей младшей сестре Ольге, которая совсем влюбилась в своего племянника Диму Хилкова и все уговаривала мою мать остаться с ней еще. Но моя мать не хотела расставаться с нами и решила ехать 20-го августа – нам надо было торопиться в корпус.

Приехав в Петербург, мы узнали, что министром внутренних дел 6-го августа назначен был граф Лорис-Меликов, товарищами к нему Каханов и Черевин, что во многие губернии отправлены сенаторские ревизии.

Государя в Петербурге не было, он уехал 17-го августа в Ливадию. Слухи передавали, что государь уехал не один, а с молодой женой, что он женился в июле месяце[77] на 34-х летней княжне Екатерине Михайловне Долгоруковой.[78] Этому слуху мы как-то не хотели верить, нам он казался невероятным, какой-то осадок лег на наши души.