Воспоминания

Дмитрий заразился корью от меня и болел в более тяжелой форме. Доктора решили, что нашему выздоровлению будет способствовать поездка в Крым. Тетя поехала с нами. Стояла осень. Мы жили на вилле в Кореизе, татарском селении близ Ялты, и через два месяца вернулись в Москву, куда уже приехал мой жених.

Он привез с собой планы дома, который тетя Элла собиралась выстроить для нас в Стокгольме. Я с женихом робко обсуждала эти планы, и при этом обнаруживала расхождение мнений, которое хоть и не было существенным, но свидетельствовало о различии наших темпераментов и взглядов. Несколько месяцев разлуки позволили мне более трезво оценивать ситуацию, и всякий раз, будучи рядом со своим будущим мужем, я испытывала легкое беспокойство, пытаясь представить нашу совместную жизнь.

Замужество

Уже давно мой отец хотел приехать в Россию с женой, хотя бы ненадолго, но ему был воспрещен въезд в страну. На этот раз они получили разрешение. Отец с женой приехали в Петербург и на две недели поселились в нашем бывшем дворце на Неве.

К тому времени его положение несколько упрочилось. Его жена получила баварский титул графини Гогенфельзен, и их брак был признан при дворе. Старшая дочь графини от первого брака ожидала ребенка. По этой причине и было направлено прошение императору, где высказывалось пожелание матери быть с дочерью в такой момент.

К тому же отец хотел встретиться с нами и познакомить нас со своей женой, что помогло бы наладить ее контакты со столичным обществом.

Тетя была категорически против этой идеи, но император не счел возможным отказать. А потому мы однажды отправились в Петербург в сопровождении тети, которая была мрачнее тучи. Уж дядя, думала она, сумел бы предотвратить эту никчемную и даже выходящую за рамки приличий встречу.

Мое сердце колотилось, когда я вошла через большие стеклянные двери в вестибюль. Казалось, ничего не изменилось за несколько лет нашего отсутствия, тот же запах, только вот комнаты как бы стали меньше. Отец радостно улыбался нам наверху лестницы.

Мы поднялись. Когда отец наклонился, чтобы поцеловать руку тети Эллы, я заметила в отражении зеркала быстро промелькнувший профиль графини Гогенфельзен в примыкавшей гостиной. Ее лицо было напряженным и бледным от волнения.

Отец повел нас знакомиться со своей женой.

Она была красивая, очень красивая. Интеллигентное лицо с неправильными, но тонкими чертами, необычайно белая кожа изумительно контрастировала с темно–лиловым бархатным платьем, отделанным по вороту и рукавам кружевными оборками. Все это я охватила одним взглядом.

Отец официально представил нас. Графиня приветствовала тетю Эллу глубоким реверансом и повернулась ко мне. Обе мы были в замешательстве. Я не знала, как мне поступить, и робко подставила ей щеку.

Чай был накрыт в кабинете отца. Графиня исполняла обязанности хозяйки. Ее усыпанные драгоценностями руки ловко сновали над белыми чашкам с красной полосой и монограммой отца. Но, несмотря на все старания ее и отца, беседа не клеилась. Тетя решила придать этой встрече чисто официальный характер, и она того достигла.

Наконец, исчерпав все возможные темы, мы перешли в большую английскую гостиную. Здесь на бильярдном столе были разложены драгоценности, меха и кружева моей матери. Отец хотел разделить их между мной и Дмитрием до моего брака.

В молчании отец и тетя наклонились над пыльными футлярами для драгоценностей, где находились старомодные оправы и потускневшие камни, к которым не прикасались почти двадцать лет. Как много воспоминаний, о которых предпочитали не упоминать, было связано с каждой вещицей. Все это выложенное передо мной богатство, половина которого скоро станет моим, вовсе не впечатлило меня. Драгоценности всегда были частью придворного наряда, я их воспринимала всего лишь как привычное украшение, не понимала их материальной ценности.

Пока отец и тетя обсуждали, каким образом поделить драгоценности, графиня и я рассматривали меха. Двадцать лет хранения в нафталине не пошли им на пользу; графиня предложила отвезти их в Париж для реставрации. Мы поговорили с ней о моем приданом и парижских домах моды. Перед нашим уходом она сказала, что ей хочется подарить мне что нибудь на память о нашей первой встрече. Что бы я хотела? Я не знала, что ей ответить, но тут мой взгляд задержался на аметистовом ожерелье, которое было на ней, и я сказала, что мне хотелось бы иметь такое. Она сняла его с шеи и вручила мне. Я его надела.

Отец надеялся, что за этой встречей последуют и другие, в более тесном кругу. Однако тетя и слышать не хотела о том. Мы еще раз съездили в Петербург в сопровождении тети, и снова все было чопорно и формально. Отец, поняв, что ничего иного ждать не приходится, не настаивал на продолжении. Одно только я вынесла из этих визитов, и это меня радовало: он счастлив в семейной жизни.

А для себя я решила, что в браке у меня будет хоть один положительный момент: никто не сможет мне запретить видеться с отцом.

2