Воспоминания

Ночь. Завтра я получаю – сказала Екатерина Павловна -разрешение и тогда дня через 2-3, кончив с билетом, транзитными визами и пр. – трогаюсь в путь. Очень мало спала последнее время, потому – немного бредовое состояние. Сын, которого отправляю к родным на дачу, торопится кончить недопроработанные за зиму темы по обществоведению. Сейчас – шьет (странная способность!) – вышивает (14 лет мальчик) подарок знакомому мальчику 7 лет -«Красную Шапочку» с тщательно задумчивым волком, золотыми птицами, яблоками и атласным лесным прудом (не аппликация, и все – по-своему, сам). Работает медленно, а гоню спать – не хочет: – надо успеть к сроку – вечером без меня, подозреваю, читал «В людях»: странно оживляется при именах героев.

Соседи уже спят. Живем сурово, по часам, но периодически не хватает дня кончить дела (без меня запоем читает об открытиях и приключениях, а потом, спохватясь, поздно садится за сочинение о крепостном праве, мне, лукаво: «Вы же пишете письмо? Ну и я допишу!») Кончила «Детство». Печально, просто и удивительно, как сама жизнь. Дочтя, | лежала. Очень болела голова.

Думала о Вас. Мне кажется, я Вас так знаю (не обидьтесь!), что даже нечего спрашивать. Читаю, и покой какого-то совершенства. Вашего ли? Их ли? (бабушка! полюбила ее на всю жизнь! Цыганка «Хорошее дело»)? или совершенства каких-то больших вещей, струящихся через сердце, – я не знаю, как это назвать. (М.б., это то, что критики называют «историческим значением» М.Горького? Что ж! Живое касание к «историческому значению»? Оно | переживается удивительно.)!

Мне все кажется, что Вы недоверчивы к исключительности | моего понимания или устали от понимания (непонимания?)! вообще, или другое цените (соглашаюсь!) – словом, мне все ' хочется Вам сказать, чтобы Вы не пытались мне объяснить это, – я, ведь, понимаю! Восхищение – это же скучно. Нечего 1 делать, когда другой восхищен. Поклон исполнителя-творШ на сцене, желание уйти от рукоплесканий. Я не о том. Я; как раз о том, что есть и у зрителя – гордость: просто рукоплескать! \

Ведь зритель не виноват, что скучно от рукоплесканий, что ему уже брезжится следующая вещь, сделанная -сброшенная. И какие глупости я пишу! Я думала о том, что строгость в Вас только от матери, остальное – от отца.

После «Детства» Вы мне яснее, четче. Я бы хотела Вам написать подробно о многих страницах этой книги, но Вам некогда читать, и уже почти утро, все в доме давно спят, надо ложиться. Это письмо, верно, до отъезда – последнее. Если очереди с визами и прочим продлятся – м.б., успею дочесть «В людях».

«…М.6., меня так и оставят навсегда на пустом пароходе?»

О купоросе на пожаре, когда клубок к горлу от волнения и гордости за бабушку. «Ты гляди, не помереть бы мне!» -«Не бойся, догляжу!» Села у окна и, посасывая губы, стала часто сплевывать в платок». «Над ее головой сверкали звезды, на улице было тихо, в комнате – темно». (После побоев.)

«…Что читают священник и дьячок – это дедову богу, а певчие поют – бабушкиному. (Б.М. меня часто корит, что в дне – у меня Бог – Вашего деда. Суровый, – долг, долг. Для Андрюши – безрадостный!)

Скворушка. Беседы с «Хорошее дело», чудесные по недосказанному и важному. Горечь шагнуть дальше бубуш-ки; понять «Хорошее дело» – а она не поняла! Касание к законам жизни, пределам, невинным и тягостным. «В сравнении с матерью все было, жалостное и старое, я тоже чувствовал себя старым, как дед». Плач втроем: дед, бабушка и Вы – «приняли меня в свой плач». Чудный по недоуменности разговор матери и сына о стихах («иди в угол»). Читала Андрюше – залился смехом, как участник. Ваши стихи про нищих. Как Саша прятался от школы и что отвечал деду.

Вы так понимаете мальчиков, эту стихию мудрого идиотизма, уверток, заколдованности мальчишьей головы. (Я перед Андрюшей часто как перед вопросительным знаком.) «У меня была своя задача: сделаться офицером с большой светлой бородой». В «Тараканах» о птицах с проколотым языком – «они рады». Как Вы заглянули в эту вязкую молчащую гущу непонятностей детского возраста! Пастернак в «Детство Люверс» дал организованное сумасшествие, сдвинул планы, навел на них бенгальский огонь. У Вас -удивительно, даже жутко по дневному освещению.

Про яму: «Нехорошо смотреть на нее, ничего весеннею нет в ней, черные головки лоснятся печально, и вся яма раздражающе – ненужна». О свече, которую задули. «Так свежей и чище, перестали возиться темные теки, на поляну легли голубые пятна. Хорошо».

(Я тоже пишу о детстве. Интересно, одобрите ли.)

«Свинцовые мерзости» – да стоит ли говорить об этом? И с обновленной уверенностью отвечаю себе: стоит…

«Это та правда, которую необходимо знать до корня, чтобы с корнем же и выдрать ее из памяти!..»