Читаем Воспоминания полностью

В эти годы я немного подрабатывал и репетиторством. Я работал с людьми, которые не имели особых способностей, но хотели чему-то научиться. Это тоже дало мне ценный педагогический опыт. В частности, я понял, что наиболее успешны те занятия, где я собираю 3-4 учеников и решение каждой из разбиравшихся задач доводит до остальных один из этих учеников – разумеется, каждый раз новый.


1957-1959, МНИИ-1


Надежды на ОИЯИ исчезли, и необходимо было возвращаться в регулярную колею. С января 1957 г. я приступил к работе в МНИИ-1. Мои работодатели, требуя себе физика-теоретика, совершенно не представляли себе, зачем он им нужен. Оказалось, что моя квалификация в МНИИ не нужна. Это понимали и мои тамошние коллеги. Больше года я занимался случайными мелкими вычислениями, критическими обсуждениями того, что делалось в лаборатории, и чтением чужих отчетов11. Для этих вычислений был нужен человек с образованием примерно два курса, умеющий брать несложные интегралы. В итоге задания, данные мне на квартал, я делал дня за 3, а затем наступало мучительное безделье по табельному режиму. Я очень уставал от отсутствия работы и невозможности заниматься чем-нибудь путным, но посторонним для НИИ, в рабочее время. (Если бы я осознал важность тамошних задач, я наверно мог бы кое-что сделать и там). Я продолжал сохранять контакты с сотрудниками отдела Боголюбова в МИ АН, в частности, с Д.В. Ширковым. Кое-что считал.

В 1957г. группа моих однокурсников организовала вечерний «семинар Бекаревича» (по идее и под руководством Игоря). Здесь каждый рассказывал в доступной для других форме о предмете своих исследований. Это дало мне ещё один урок общефизического образования.

Я добился разрешения один день в неделю посещать семинары Н.Н. Боголюбова в МИ АН (для этого я получил в МИ АН специальную справку о его тематике, где важно было написать слова «динамический» и «статистический»). Помимо семинаров, я прослушал здесь курс лекций Н.Н. Боголюбова «О расцеплении корреляций». Я был потрясён тем, как Н.Н. из совершенно общих и казалось бы тривиальных оснований получил важнейший результат об обязательном существовании в системе с короткодействием безмассовых элементарных возмущений (попросту - звука). Это было первое из сильнейших научных впечатлений первого десятилетия моей научной жизни. Этот результат был переоткрыт четырьмя годами позже и известен ныне как теорема Голдстоуна. (В те годы было открыто несохранение чётности, экспериментально обнаружено нейтрино, создана теория сверхпроводимости, доказаны дисперсионные соотношения. Но все эти фундаментальные достижения не произвели на меня лично такого сильного впечатления, как лекции о расцеплении корреляций. С моим математическим бэкграундом самым интересным для меня было получение результата без видимо серьёзных дополнительных конструкций).

Рассматривая работу коллег в моём - далеко не худшем - «ящике», я осознал чрезвычайно низкую эффективность значительной части «прикладной» науки в СССР, процентное содержание балласта в таких НИИ было потрясающе высоким! Но до истечения обязательных трёх лет работы я и думать не мог об уходе из этого заведения.

Второе из сильнейших научных впечатлений первого десятилетия моей научной жизни.

Через 50 с лишним лет можно рассказать, что наш МНИИ разрабатывал приборы, управляющие огнем корабельных зенитных орудий (ракет тогда не было). При их проектировании учитывалось, что самолет, стремящийся поразить корабль, на последнем участке пути летит к нему по прямой. При этом вероятность сбить этот самолет данным орудием легко вычисляется.

Одной из нерешенных тогда проблем была задача распределения огня (эта задача не ставилась перед нами прямо, но ясна была необходимость ее решения). «У нас есть зенитная дивизия, сотни пушек. На нее летит авиадивизия, сотни самолетов. Вероятность поражения каждой пушкой каждого самолета можно считать известной. Какой пушке по какому самолету стрелять, чтобы сбить максимальное число самолетов?» Задачей занимались многие военные НИИ, и я читал их отчеты – предложения. Все они производили на меня впечатления пустоты (в том числе и тот отчет, который поступил из НИИ-5, имевшего в своём составе специалистов действительно очень высокой квалификации). Насколько я знал, никто в институте тоже не видел никаких идей решения задачи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное