Воспоминания

Чудные дни – яркое солнце, все розовое, блестит – инеем покрыто, светлые лунные ночи. Наверно, идеально на горе, а они бродят по двору… Так хотелось бы приобщиться Св. Тайн, но так неудобно все теперь – на все надо просить позволенье. Ты прочти Премудрость Соломона и Иисуса Сираха. Иова я не успела все отметить – каждый раз находишь новое. Вот Премудрости Иисуса Сираха читала летом лежа около пруда, окруженная солдатами. Как я рада, что ничего из твоих вещей не потеряли – альбомы все оставила в сундуке с моими. Грустно без них, но лучше так, а то очень больно смотреть, вспоминать. Есть вещи, которые отгоняю от себя, убивают они, слишком свежи еще в памяти – все прошлое. Что впереди – не догадываюсь. Господь знает и по-своему творит. Ему все передала. Помолись за нас и за тех, кого мы любим, и за дорогую родину, когда бываешь у «Скоропослушницы» – ужасно люблю ее чудный лик. Что пишут про чудотворную икону в Покровском? Попрошу через Чемодурова особенно в Воскресенье вынимать частицу за тебя и всех наших, наверно, ты будешь говеть с нами. Надеюсь, мы будем у обедни.

Где твоя бедная бабушка – часто ее вспоминаю в ее одиночестве и твои рассказы, помнишь?.. Кто тебе «Happy Christmas» скажет по телефону? Прошлый год ведь ты у нас жила.

А где Сережа с женой? Ты их никогда не вспоминаешь в письмах. Знаешь, Линевич[34] женился и Гротен[35] тоже – прямо из крепости. Ты не видела Маню Ребиндер[36], они летом были еще в Павловске, с нашего отъезда о них больше ничего не знаю. А где епископ Исидор и Мельхиседек[37]? А про Протопопова не знаешь – говорят, что у него прогрессивный паралич? Понимаю, что ты ничего писать не сумеешь пока. Слишком все свежо, раны болят, странная наша жизнь вообще. Не правда ли? Целые тома описывала бы. Зиночка Толстая с мужем и детьми давно в Одессе, в собственном доме живут – очень часто пишут, трогательные люди. Рита[38] гостит у них очень редко, она нам пишет. Ждали они в октябре Лили, о ней уже ничего 4 мес. не знаю. Маленький Седов[39] (помнишь его?) тоже вдруг очутился в Одессе, прощался с полком. Про Малину ты ничего не слыхала? Эристов тебе передал Татьянино письмо?

Байба[40] и вся семья в Ялте, кроме мужа, который в Москве в церковном соборе. Федоров – в Москве, учителя Петров и Конрад – в Царском, там Мари Ридигер[41]. Муж мадам Комстадиус[42] умер. Стараюсь тебе обо всех давать известия. Хотя ты, наверно, больше знаешь, чем я. Где Горяинов[43], остался ли он при своем хозяине?

Дети носят брошки Ек. Вик., а я твою фотографию вставила в рамку и повесила на стене, так что, лежа в кровати, всех твоих вижу. Ты не увидишь мать генерала Орлова? Я знаю, что ты ее не так любишь, но она такая одинокая.

Иван убит, Алексей далеко, она одна и могила в Царском, жаль старушку.

Вяжу Маленькому теперь чулки, он попросил пару, его – в дырах, а мои толстые и теплые. Как зимой прежде вязала, помнишь? Я своим людям тоже делаю, все теперь нужно. У Папы брюки страшно заштопаны тоже, рубашки у дочек в дырах… У Мамы масса седых волос. Анастасья очень толстая (ее отчаяние), как Мари раньше была: большая, крупная до талии, потом короткие ноги – надеюсь, что растет пока еще. Ольга худая, Татьяна тоже, волосы чудно растут, так что ходят без шали (как Рита зимой). Подумай, газеты пишут, что князь Трубецкой (Володя)[44] соединился с Калединым, молодец. Вдруг стала писать по-английски. Не знаю, хорошо ли это или нет, ведь пока Аннушка не с нами, пишу иначе, а ты сожги мои письма – вдруг опять придут и осмотр сделают.

17-го все молитвы и мысли вместе, переживаем опять все. Были утром у обедни, такое утешение. Наших не пускают, так как у них нет позволения из Петрограда, но они надеются на ответ, когда соберется Учредительное собрание. Солдаты и Панкратов (комиссар наш) не пустят, ждут другие комнаты, которые подешевле, но страшно трудно найти. Очень они обижены и подозревают, что слуги в нашем доме против них интригуют, что неправда, так что если Аннушка глупости напишет, знай, что неправда. Чемодуров [камердинер государя] насплетничал из болтливости – это его слабая сторона, а то он чудный. Вам его жена взяла мою записку в собор на горе: шла архиерейская служба, в этот момент не принято поминать за здравие, но когда диакон узнал, что это от меня, громко прочитал все имена, я так рада. Он даже оставил у себя записочку. Е.Гермогену страшно за Папу и всех. За упокой дала записочку в нашей церкви (и чувствовала таким образом – соединяюсь со всеми, крест его был у нас и во время всенощной лежал на столе).

Надо кончать письмо, уж очень длинное. До свиданья, родная моя, буду особенно за тебя молиться, когда праздники. Помнишь, начали новый год вместе. (Ник. П.[45] тоже). В эти 11 лет никогда не случалось так долго с тобой расставаться. Храни тебя Христос. Крепко, крепко. Всем милым, добрым, которые нас вспоминают, привет. Мои тебя нежно целуют. Родителям привет.

№ 9

Написано по-русски

9 января 1918