– Тоска… – повторяет Серов.
В каюте тоже пахнет рыбой. Ложусь там на койку. Надо мною висят белые спасательные круги и пробковые пояса. Я смотрел-смотрел на круги и пробки и заснул. Вдруг слышу, что-то шумит, трещит и, чувствую, качает. Серов сидит против меня, бледный, и ест лимон.
– Море? – спрашиваю я.
– Гадость! – отвечает Серов. – Качает. Как ты можешь спать?
– Пойдем на палубу, посмотрим море…
– Не могу, – отвечает Серов. – Невозможно. Тошнит.
– Лежи на спине, пройдет.
Я встаю и выхожу из каюты, ударяясь о стенки. По лестнице выбираюсь наверх.
Волны с шумом бросают брызги на палубу. Пароход опускается вниз, и на него летят волны. Корма, у которой я стою, поднимается высоко. Я выбираю минуту и бегу в конец кормы, хватаюсь там за железное древко флага и вижу, как винты, вращаясь в воздухе, опускаются в темную воду. Корма ниже, ниже. Пароход как бы стал на дыбы. Но вот опять поднимается корма. По палубе бежит вода.
Сбоку от меня, близко, на борт парохода села птица, зеленая, синяя – свистнула громко. «Это буревестник», – подумал я. Тут птица вспорхнула и пропала в волнах.
Иду к Серову. Он лежит в каюте. Около него сидят двое в кожаных пальто и форменных фуражках. Один представляется мне с улыбкой:
– Капитан Постников. А что же вы по палубе гуляете, не боитесь? Волной вмиг смоет.
– Вы – капитан? – говорю я. – У меня к вам есть письмо от Саввы Ивановича Мамонтова.
– От Саввы Ивановича! – обрадовался капитан. – Ах, Иванович! Господи! Да ведь это какой человек! Вот приятель ваш, жаль, хворает. Я ему сейчас из буфета лекарство принесу… Крепко, зато разом полегчает. Ничего, завернем за Сувой, тише станет. Вот я, скажем, и капитан, и привык, а и то, бывает, сблюнешь… Буря. Другой помор прямо сажень росту, а чуть на море зыбь, хуже бабы – плачет. Ну я сейчас.
Капитан вышел. Вскоре он и тучный буфетчик с бледным лицом балансировали перед Серовым с бутылкой какой-то темной жидкости и уговаривали его выпить:
– Крепко – верно… Ром, конечно, и трын-трава в роме… Зато поможет.
Серов наконец глотнул.
– Невозможно! – едва не задохся он. – Про… про… просто пламя какое-то.
– Скажите, – обратился я тут к капитану, – а скоро будет Полярный круг?
– Круг? Да мы его сейчас проходим!..
– Ну тогда давайте, – сказал Серов. – Тогда все равно. Выпью.
– А мы с вами – за Савву Иваныча, – предложил капитан. – Это человек. Большой человек и добрый.
– А знаешь, – говорит мне Серов. – Прошло. Благодарю. – И он протянул руку капитану. – Но… но, кажется, я пьян. Что-то крепко ваше лекарство.
– Оно и хорошо. Пьяному море по колено. Ну и обед будет – ух ты! Я вас угощу. У меня кумжа – ну и рыба! Через час за Святой Нос завернем. Тихо будет, станем. Обед будет знатный.
– А все же, кажется, я пьян, – повторил Серов. – Я что-то выпил невероятное. Но это омерзительное чувство прошло.
Мы поднялись с Серовым на палубу. Кругом нас беспредельный и мрачный, тяжкий океан. Его чугунные волны вздымаются в бурной мгле. В темном небе прямо летит огромный белый орел.
– Альбатрос, – сказал капитан. – Святая птица, говорят. Где живет – никто не знает, а всегда летит прямо и далеко. Сердца, говорят, верные, обиженные к Богу относит.
Слева идут полоски низких скал, которые оканчиваются маленькой одинокой часовенкой, освещенной сбоку проглянувшим полнощным солнцем. Так бедно, глухо и безотрадно кругом, а эта светящаяся часовенка как бы подает надежду… Это и есть Святой Нос.
Долго опускают якорь на дно: должно быть, глубоко. Пароход стал. Тихо.
Черные скалы, наверху – огромные глыбы, будто их поставили великаны. Глыбы похожи на старинных чудовищ. Бурые скалы высятся, как зачарованные.
По берегу, до самого моря, громоздятся огромные круглые камни, покрытые черными пятнами мхов. Со скал, как стрелы, летят черные птицы, и садятся на воду.
– Обедать! – зовет капитан.
И вот началось пиршество… Семьдесят сортов закусок – русские, шведские, норвежские, – пунш, шампанское. Бутылки, на них ярлыки разных стран, семга, оленьи языки, зубатка, пикша, кумжа, форели – все это порто-франко, без пошлины. За столом радушные люди, все знакомятся друг с другом, всем весело, что мы обедаем за Полярным кругом. Эх, как видно, хорошо было в России и за Полярным кругом!..
А ночью мы с Серовым прогуливались по палубе. Огромный океан покрыт как бы темным шелком. Тихие воды. Слышен шум непотушенного паровика машины. Я и Серов смотрим с палубы на таинственный берег, погруженный в бурую полумглу – полусвет непогасшей северной зари. Мы смотрим на черные скалы и на огромные кресты поморов. Это их маяки.
Вдруг перед нами, из пучины вод, поднимается черная громада корабля. Вот поворачивается, плавно ныряет. Как-то сразу, неожиданно. Что это? Нас обдало водой, мне залило за шею.
– Э! – кричит нам, смеясь, матрос. – Выкупал вас. Эвона он где.
Недалеко вывернулась чудовищная тень. Это кит. Сильной струей, фонтаном, он пустил воду вверх. Как плавно и красиво огромный кит выворачивается в своей стихии! Должно быть, хорошо быть китом.
– Валентин, – говорю я Серову. – Что же это такое? Где мы?.. Это замечательно! Сказка.