Воспоминания

В общем же от калужской окружающей жизни у меня осталось впечатление не живого действия, а какого-то сна, частью приятного и благодушного, но подчас томительно скучного. Скукой были пропитаны насквозь в особенности места общественных увеселений - городской бульвар и загородный сад. {53} Сами по себе оба эти места были прелестны - как бульвар с террасой и очаровательным видом на Оку, так и загородный сад с его вековыми елями, расположенный на высоких холмах, откуда открывался вид еще более широкий, с рекой Ячейкой и дивным сосновым бором. Скуку наводила не эта родная и бесконечно милая природа, а гуляющая публика, являвшаяся в нарядах "на музыку" и чинно маршировавшая под звуки бесконечно надоевшего марша: за десять лет моего пребывания в Калуге никогда, не меняли этот марш, исполнявшийся жиденьким струнным оркестром. Почти не менялись и номера "блестящего фейерверка", который сжигался в конце: римские свечи назывались почему-то "дамский каприз или мемфеферы". За "капризом" следовал "огненный рыцарь или орлеанская дева". Иногда летел нагретый спиртом аэростат со слоном. Дама притворно-наивно спрашивала у устроителя, настоящий ли будет слон, и получала ответ: "нет-с, но очень похож-с". Иногда же, когда публика выражала неудовольствие, в афише следующего гулянья объявлялось: "все будет представлено в наилучшем виде, чтобы оправдаться перед почтеннейшей публикой, а также господ пиротехников".

И лица, посещавшие эти гулянья, были всегда одни и те же: одна и та же влюбленная парочка; одна и та же гимназистка, которая, проходя мимо меня, бросала короткую фразу: "парле, же ву зем", обиженный прежний антрепренер гуляний, собирающий клику гимназистов, чтобы освистать нового антрепренера, и наконец - офицер, целый вечер пьющий ягодные воды, ухаживая за продавщицей, все это в конце концов настолько придается от повторения из года в год, что перестает смешить и развлекать. Все вместе взятое, публика, марш, фейерверк - сливается в впечатление бесконечной пустоты, щемящей душу тоски, от которой деться некуда. И, однако, когда устанешь от занятий, волей не волей пойдешь на {54} бульвар или в сад - искать человеческого общества и встречаешь там почти всех гимназических товарищей, которые появлялись там в xopoшие весенние, летние и осенние дни. Бульвар в провинции является, в особенности весною, настоящим местом духовного общения учащихся, в особенности старших возрастов. И это до некоторой степени скрашивает его скуку, особенно в будни, когда нет гуляний. Во время экзаменов на бульвар идут вечером узнавать, кто выдержал и кто провалился на письменном экзамене, в полной уверенности, что там точно все известно; на бульваре каждый узнает последнюю интересующую его городскую сплетню, в частности сплетню, касающуюся гимназических учителей и начальства. Но зато на бульваре же завязываются и "умные разговоры" между гимназистами. Там поднимаются все вопросы миросозерцания; там решается вопрос, - есть ли Бог; там рассуждают и о том, есть ли цели в жизни и для чего нужно жить. Один говорит - для искусства, другой, прочитавший "утилитаризм" Милля, говорит - "для счастья". Завязывается оживленный спор на эту тему между шестиклассниками. Вдруг раздается рядом протяжный зевок восьмиклассника Василия Ивановича, -нигилиста, который называет себя "человеком Базаровского типа" и пользуется большим авторитетом среди товарищей. "Ну, опять о целях заговорили". И Василий Иванович, грузно поднявшись, уходит. А шестиклассники сконфуженно умолкают: они почувствовали, что разговор "о целях жизни" доказывает большую отсталость.

Разговор этот у нас имел целую историю. Собираясь на бульваре, гимназисты трех старших классов вздумали издавать журнал "Гимназист", который вышел всего в двух нумерах и затем остановился за недостатком содержания, потому что "писатели" в одной - двух маленьких статьях успели высказать все, что надумали, кто чем был {55} умен. Помню в этом журнале особенно две характерные статьи: одну -фельетон, где автор жаловался, что кругом царит "какой то застой общественной жизни"; другую - Василия Ивановича о том, что вопрос "о целях" - пустой разговор. Нелепо спрашивать, для чего я живу, говорил он, - уместно спрашивать только, почему я живу. Живу я потому, что моему папеньке захотелось побаловаться с моей маменькой и, взаимно услаждаясь, они и не думали обо мне. Стало быть вопрос "для чего" я родился - явно нелеп и не заслуживает внимания.