Воспоминания

Среди студентов было много лиц, пишущих стихи и рассказы. В 1894—95 гг. возникла у кого‑то из них мысль издать «Литературный сборник студентов СПБ. Университета». Редакторами были приглашены Григорович, Майков и Полонский. Фактически заведовали делом фельетонист «Нового Времени» Сыромятников и редакционная комиссия студентов, в состав которой был выбран и я. Решено было напечатать рассказы не по алфавиту, а в порядке их достоинства, так же было поступлено и с стихотворениями. Мой рассказ был признан лучшим и напечатан первым. Обложку для сборника нарисовал Н. К. Рерих.

Редакционной комиссии пришлось встретиться со следующим странным фактом. Один студент представил в комиссию очень красивое стихотворение «Это было в Барселоне 19 мая». Оно было встречено всеобщим одобрением, но я вспомнил, что моя тетушка Евгения Константиновна читала его мне, как стихотворение Буренина. Ничего не сказав товарищам, я пошел к ней, достал томик стихов Буренина и показал членам комиссии. Уличенный в плагиате студент сконфузился и объяснил свой поступок странным затмением памяти.

Осознав, что подлинные интересы мои направлены на философию, а не на естествознание, я избрал темою зачетного сочинения вопрос о «Локализации функций в коре больших полушарий мозга». Государственный экзамен по Естественнонаучному отделению Физико–математического факультета я сдал хорошо и получил диплом первой степени.

При проверке моих бумаг в канцелярии университета обнаружилось, что у меня нет никаких документов, регулирующих мое отношение к воинской повинности. Поступая в университет, я по неосмотрительности не запасся разрешением на отсрочку отбывания ее для продолжения образования. Оставалось только надеяться на то, что в Витебске осенью 1891 года, когда происходила жеребьевка лиц, призванных на военную службу, на мою долю случайно выпал жребий, освобождающий от службы. Я написал в Военное управление в Витебск и получил ответ, что согласно жребию я должен был отбывать повинность и числюсь дезертиром, пользуясь советами Льва Николаевича Лосского и его знакомствами, я написал в комиссию прошений на Высочайшее имя подаваемых, прося освободить меня от наказания за невольное дезертирство. По удовлетворении моей просьбы, я должен был еще обратиться в военное министерство, в министерство внутренних дел и в министерство народного просвещения и получил отсрочку до 28 лет для завершения образования. Так как я в возрасте 21 года не заявил, что буду служить вольноопределяющимся, что сокращает срок службы, то мне предстояло служить простым рядовым в течение двух лет.

Выход из этого тяжелого положения был найден следующий. В течение 1895—96 гг. я был студентом второго курса Историка–филологического факультета, а осенью 1896 г. получил два урока в неделю по географии в институте принца Ольденбургского. По правилам Института двух уроков в неделю было достаточно, чтобы считаться штатным преподавателем и быть поэтому зачисленным в запас. Конечно, получив звание учителя Института, я принужден был выйти из университета и продолжать свои занятия в нем, как вольнослушатель.

В это же время я стал давать уроки латинского языка в гимназии Стоюниной для тех учениц, которые желали поступить на Высшие Женские Курсы. Через два года, окончив курс Историко–филологического факультета, я был оставлен при кафедре философии для подготовки к профессорскому званию, что тоже освобождало от воинской повинности, и тогда я перестал преподавать географию в Институте.

Чтбоы заниматься в течение трех лет на Историко–фило- логическом факультете, нужно было иметь средства. Стипендия, которую я получал на Физико–математическом факультете, прекратилась, когда я прошел курс его. В это время к Козлову как‑то зашел Владимир Сергеевич Соловьев. Знакомство с ним произвело на меня, как и на всякого, кто видел его, сильное впечатление. Его лицо пророка, глаза, глядящие из нездешнего мира, остроумные шутки, веселый смех и в то же время серьезная беседа приковывали к нему внимание.

Узнав от Козлова о моем желании специализироваться по философии, он пожелал помочь мне достать стипендию на Историко–филологическом факультете и поехал к ректору университета, кажется, профессору Никитину. Это была ошибка: с такою просьбою следовало обратиться не к ректору, а к декану факультета, профессору Помяловскому. Ходатайство Соловьева не помогло и стипендия мне дана не была на том основании, что прохождение второго факультета было некоторою роскошью: стипендии предназначались для лиц, не имеющих еще высшего образования.