Воспоминания

Потом, как бы спохватившись, он воскликнул:

— Слушайте, там ведь нас ждут, ведите меня скорее, а то ведь рассматривать интересные вещи и говорить с вами я могу часами!

В гостиной вел. князю были представлены все члены совета, причем с каждым он обменялся несколькими словами. Будучи убежденным поклонником искусства Художественного театра, он особенно тепло поздоровался с К. С. Станиславским.

— Давно я вас не видал, — сказал он, — как вы поседели, совсем белый… Впрочем, это неважно, было бы только сердце молодо!

Константин Сергеевич, как обычно, сконфузился, покраснел и пробормотал что-то, а Константин Константинович уже обратился к Немировичу-Данченко:

— Вас не узнаешь, у вас совсем другая борода. Раньше была такая, — и он сделал движение рукой, как бы расправляя свою бороду на две стороны, — а теперь такая, — за этим последовало движение снизу вверх от подбородка, — не знаю, что лучше? Пожалуй, так солиднее по вашему положению.

Немирович был озадачен, не зная, принимать ли это замечание в шутку или всерьез.

Во время представления Константин Константинович не упускал случая, время от времени, незаметно глянуть на стены, сплошь увешанные картинами.

По окончании этой церемонии все прошли в столовую, за исключением матери, сестры и меня. Перед началом заседания вел. князь обратил внимание на наше отсутствие и спросил отца, сидевшего рядом с ним, почему нас нет. Отец ответил, что, по правилам Академии, посторонние на ее заседания не допускаются.

— Какие же они посторонние? — удивился вел. князь, — Ваша жена и ваш сын — будущие попечители музея, что же касается вашей дочери, то, кто знает, может, и она когда-нибудь станет им тоже.

И, обратись к В. А. Рышкову, просил немедленно пригласить нас. Матери был поставлен стул за общим столом, а мы с сестрой остались стоять в дверях, тем более что мне приходилось все время отлучаться к телефонным звонкам.

После произведенной фотосъемки вел. князь открыл заседание. Его речь носила официальный характер и выражала глубокую убежденность в будущем процветании музея. Затем А. А. Яблочкина зачитала письмо Федотовой, в котором престарелая артистка посылала свое приветствие новому государственному учреждению. После этого выступил?. Е. Корш. В своей речи он говорил о том, что он такой же коренной москвич, как Иван Великий, царь-колокол и царь-пушка, почти столь же древний и что он, как патриот своего города и преданный член Академии, с особой радостью присутствует на зарождении в Москве академического учреждения, которое отныне будет объединять две столицы. Выступивший вслед за ним Южин выразил глубокое удовлетворение тем, что наконец государство признало труд русского актера столь же полезным, как и труды ученого, писателя, художника, и приняло Театральный музей под свое покровительство. От имени города Москвы А. Д. Алферов принес благодарность отцу за то, что по его желанию музей навсегда останется в Москве. Из остальных выступлений запомнилась речь В. И. Немировича-Данченко, указавшего, что русский народ издавна извлекает из недр души таланты, оживляя духовную жизнь родины. В этом велика была роль русского театра, который делал историю, но не думал об истории. Переход музея в собственность государства знаменует собой признание роли театра в создании русской национальной культуры. В заключение говорил М. А. Стахович, и, ссылаясь на право и обязанности членов попечительного совета пополнять музей, просил принять от него в дар неопубликованное письмо Мочалова к С. Т. Аксакову. Он тут же зачитал письмо и передал его отцу.

После окончания всех выступлений наступила очередь отца отвечать на речи присутствовавших. Он необычайно волновался. Лист с написанной речью дрожал в его руке. Он побледнел и говорил не своим голосом. Когда он дошел до слов «когда во мне утвердилось убеждение, что собрание мое достигло тех пределов, при которых располагать его материалами единолично я уже не считал себя вправе, я задумался над вопросом — не обязан ли я, сын великого русского народа, предоставить это собрание на пользу этого народа», — он вдруг потерял самообладание и голос его задрожал. В эту минуту он почувствовал, как кто-то схватил и крепко сжал его руку под столом. Он не сразу сообразил, что это был вел. князь, но это рукопожатие помогло ему овладеть собой и дочитать свою речь.

После окончания заседания все прошли вниз и начался осмотр музея. А я быстренько собрал бумажки, лежавшие перед каждым, с их заметками и храню их до сих пор.