Воспоминания

У меня было ощущение, будто в мире все только и делают, что исчезают. Газеты каждый день писали, что кто-то откуда-то сбежал, кто-то другой таинственно исчез, кого-то еще никак не могут найти. Все напоминало мне о бабушке, и я сам уже не знал, то ли я становлюсь эгоцентриком, то ли мир вообще так устроен, что мы, находясь под впечатлением какой-то исключительной ситуации, смотрим на жизнь через ее призму. Я записал на листке названия всех мест, где бабушка когда-либо жила, все случаи, которые с ней приключались и о которых я знал, всех людей, которых она могла бы захотеть увидеть. Но даже все эти сведения, собранные вместе, составляли лишь малую толику ее жизни. Что знаем мы о других? В сущности, ничего. Но сознаем это, когда человек неожиданно уходит. Я часто слышал фразу: «Настоящий друг — это тот, кому ты можешь позвонить среди ночи, если тебе нужно избавиться от трупа». Не знаю почему, но мне эта фраза нравилась. Есть люди, которые все время фантазируют, что бы они сделали, если бы вдруг выиграли в лотерею. А я соображаю, кому бы я мог позвонить среди ночи, чтобы избавиться от трупа (потому что в лотерею я вряд ли когда-нибудь выиграю). Мысленным взором окидываю круг друзей, и меня охватывают сомнения. Я взвешиваю все «за» и «против», оцениваю степень их трусости. Потом осознаю, что выбор гораздо трудней, чем кажется на первый взгляд: ведь если кого-то любишь, то постараешься не втягивать его в опасную историю. Желая исчезнуть, человек, вероятно, будет вести себя примерно так же. Если бы, скажем, я решил сбежать, то единственный, кто мог бы меня разыскать, это тот самый друг, который бы помог мне избавиться от трупа. И вот я попытался вообразить себе, что бабушка кого-нибудь убила. Пришлось признать, что в расследованиях такого рода я не силен. Я совершенно потерялся в лабиринте индукций и дедукций. Надо было начинать все сначала.

Ближе к полудню я вышел на улицу. Мне захотелось посидеть в кафе, выпить кофе, макая в него песочное печенье. Светило странное для этого времени года солнце, все было немного не на своих местах, и это вселяло в меня неожиданные надежды насчет грядущей зимы. Возвращаясь домой — да здравствуют повседневные жесты! — я машинально заглянул в почтовый ящик. Обычно в нем бывало пусто, не считая рекламы, и эта пустота роднила его с моей личной жизнью. Но тут в ворохе листовок, предлагающих скидки на мясо и слесарные услуги, я обнаружил открытку. На ней красовалась Эйфелева башня. Факт удивительный сам по себе. Кто бы это мог приехать в Париж на каникулы? Очевидно, кофе еще не успел вернуть мне интеллектуальные способности, потому что я не сразу сообразил, что это могла быть только бабушка. С минуту я тупо созерцал Эйфелеву башню, она казалась мне огромной, даже на такой маленькой открытке. Потом я повернул открытку и сразу же узнал знакомую вязь бабушкиного почерка. За последние три дня это был первый знак, что она жива. Бабушка писала:

Все хорошо, мой дорогой.

Пожалуйста, не беспокойся.

Я уехала немного проветриться.

Крепко тебя целую.

Бабушка.

К тексту она пририсовала два солнышка: ни дать ни взять прилежная маленькая девочка. Я сразу позвонил отцу. В его голосе кроме облегчения я уловил нотку разочарования: бабушка написала не ему, а мне. Впрочем, в данный момент это было не важно, главное, что мы получили подтверждение наших догадок. Однако, переварив радостную новость, мы опять вернулись к тому, с чего начали: куда же все-таки бабушка могла поехать? С ее стороны это было совершенное безумие, возможно, она не сознавала, как это опасно — куда-то ехать совсем одной в ее возрасте.

— Откуда она послала открытку? — спросил отец.

— Да из Парижа, я думаю.

— Но откуда из Парижа? Посмотри на штемпель.

Об этом я как-то не подумал. А вот отец, как ни странно, сообразил. Пожалуй, мы отлично дополняли друг друга.

— Там написано «Париж IX. Почтовое отделение Сен-Лазар».

— Ну так вот, она села в поезд на вокзале Сен-Лазар.

— …

— Оттуда идут поезда в Нормандию… В Гавр…

— Туда, где она родилась… — выдохнул я.

Наступила пауза. Мы оба понимали, что выход только один. Наконец отец сказал:

— Я не могу никуда ехать. Мне не на кого маму оставить.

— Ну да, конечно…

— Как же я ее брошу?

— Не беспокойся. Поеду я.