Воспоминания

Мне хотелось быть с Андреем, и, кроме того, я хотела увезти сына подальше от столицы и поселиться с ним, хоть временно, в безопасном месте. Постоянная тревога за него меня вконец измучила. С тех пор как я лишилась своего петербургского дома и стрельнинской дачи, я скиталась по чужим квартирам, стесняя всех своим присутствием. Надежды на скорое освобождение у меня не было. Я, конечно, рассчитывала осенью вернуться из Кисловодска в Петербург, когда, как я надеялась, освободят мой дом. Я думала начать тогда новую жизнь, но какую, я сама еще не знала, столько сложных и трудных вопросов стояло передо мною. Вскоре после переворота, когда Великий Князь Сергей Михайлович вернулся из Ставки и был освобожден от занимаемой им должности, он предложил мне жениться на мне, но я по совести не могла принять это предложение – ведь Вова был сыном Андрея. Великого Князя Сергея Михайловича я бесконечно уважала за его беспредельную преданность мне и была ему благодарна за все, что он сделал для меня в течение годов, но того чувства любви, которое я испытывала к Андрею, я к нему никогда не питала. Он хорошо это знал и потому простил мне то, что случилось, когда я так безумно полюбила Андрея. В этом была моя душевная драма. Как женщина и мать Вовы, я всею душою и телом принадлежала Андрею, и в моей душе боролись чувство радости снова увидеть Андрея и чувство угрызения совести, что оставляю Сергея одного в столице, где он был в постоянной опасности. Кроме того, мне было тяжело увозить от него Вову, в котором он души не чаял. Он прямо обожал его, хотя и знал, что он не его сын. Со дня его рождения он все свое свободное время отдавал ему, занимаясь его воспитанием. Я была слишком занята во время сезона постоянными репетициями и спектаклями и совершенно не имела времени заниматься сыном, как я того хотела. Мало кто отдает себе отчет, какой огромный труд представляет собою жизнь первой артистки, какого напряжения она требует. Вова часто упрекал меня, что мало меня видит зимою.

Все эти соображения мучили меня, но безопасность сына и стремление поскорее увидеть Андрея заставили меня принять окончательное решение ехать в Кисловодск, выждать там освобождение моего дома, а потом вернуться обратно. Никто еще не предвидел тогда поворота событий, и по привычке мы составляли свои планы по-прежнему.

Я стала хлопотать о получении разрешения на поездку в Кисловодск, без которого было тогда рискованно путешествовать по России. Кроме того, такое разрешение служило доказательством того, что вы не привлечены к ответственности за деяния, совершенные при старом режиме, и не подлежите аресту. Я обратилась к А. Ф. Керенскому с соответствующей просьбою как к главе Временного правительства. Вскоре я получила просимое разрешение от Министра Юстиции Павла Николаевича Переверзева с правом не только свободного проезда по всей России, но и с правом повсеместного беспрепятственного проживания.

Когда настал момент отъезда и разлуки на Николаевском вокзале и Великий Князь Сергей Михайлович стоял в своем длинном, уже штатском пальто, я видела, с какой тяжелой и безграничной грустью в глазах он смотрел нам вслед за медленно удалявшимся поездом – это была последняя с ним разлука…

Выехала я из Петербурга 13 июля, в четверг. Со мною поехали моя преданная горничная Людмила Румянцева и мой старый слуга Иван Курносов, который перед самым моим отъездом был демобилизован и вернулся ко мне. Я его взяла для Вовы, так как его личный человек, Кулаков, смылся в первые же дни революции. Мне удалось получить двухместное спальное отделение в международном вагоне, в котором я поместилась с Вовой и с Людмилой, а Иван нашел себе место в том же вагоне. Первые дни мы ехали благополучно, но после Москвы в вагон постоянно врывалась толпа беглых с фронта солдат, которые ни с чем не считались, говоря, что теперь свобода и каждый делает что хочет. Солдаты заполняли все коридоры и врывались в отделения, от них житья никакого не было в поезде.

В Кисловодск мы приехали 16 июля, на другой день после именин Вовы, в 10 часов вечера. Андрей нам нанял комнаты на даче Щербинина, на дочери которого был женат офицер Добжинский, впоследствии бывавший у меня с женою в Кап-д’Ай. Дача представляла одноэтажное здание летнего типа, все комнаты сообщались между собою, но, кроме того, имели выход с обеих сторон на крытые галереи, на улицу и на двор. Каждый имел по одной комнате. Дача была расположена на Эмировской улице. Оставив вещи дома, мы сразу пошли ужинать в грузинский ресторан Чтаева, в саду, в беседке; Андрей со своим адъютантом Кубе ужинали с нами. Они заказали чудные грузинские блюда. После долгого, утомительного путешествия этот ужин в саду показался нам роскошным и замечательно вкусным.