С этих пор ежегодно Миша Соловьев гостил летом в Дедове, в течение старших классов гимназии и четырех университетских лет. Между тем любовь его, конечно, скоро была замечена в семье и вызвала сначала неудовольствие, а потом и противодействие. 16 августа 1879 года мой отец писал другу Лопатину: «Начались наши бедствия. Болезнь отца не позволяла мне навестить тебя. Последние два дня удалось выбраться и, разумеется, поехать к К., хотя труда это стоило не малого. Мне в самом деле хочется тебя видеть, потому что с тобой я всегда успокаиваюсь. Женский друг не таков, манит сильнее, да и заставляет сильнее хмуриться, и я хмурюсь эти дни, и продолжаю хмуриться сильно; впрочем, в виду целого трудового года хныкать не годится… Отцу опять становится хуже; доктора находят необходимым сделать вторично укол».
Летом Соловьевы тогда жили на даче в Нескучном саду. Весь май мой отец зубрил по ночам различные науки, кончал работу уже при дневном свете, отрывался от работы для писания стихов, а после экзамена катил в Дедово. Ветхий тарантас подвозил его к воротам, осененным липами. Вечерняя влажная свежесть ласкала его утомленное чело. Наступала благоуханная ночь: лягушки трещали в пруду, и любовь, единственная, вечная, первая и последняя, воцарилась в его душе, торжествуя над всеми препятствиями, внутренними и внешними. Младшие сестры Маша и Сена ему сочувствовали; старшие с матерью делали все, чтобы помешать его браку с Коваленской, которая была на несколько лет старше его. Владимир Сергеевич также примкнул к оппозиции старших сестер.
В 1879 или 80 году Оля Коваленская уехала одна в Италию, чтобы усовершенствоваться в живописи. 4-го октября она писала Наде Безобразовой из Флоренции: «Я живу теперь с головой погруженная во всякую красоту, в дорогое мое искусство. Стараюсь не только смотреть, но и понимать и запоминать. Читаю, изучаю разные школы и стараюсь определять картины (то есть кто их написал), не заглядывая в книгу. Работа эта трудная, особенно при множестве впечатлений, которые нередко делают меня точно пьяной или сумасшедшей. Кроме того, я уже начала брать уроки. Учитель мой отличный художник (он — член Флорентийской Академии): я очень рада, что напала на него, хотя с ним приходится работать из всех сил и напрягать все свои способности. Он очень строг, очень угрюм и суров. Но все это тем лучше: тем более вероятия, что я в те немногие уроки, которые поспею у него взять, сделаю все-таки шаг вперед».
Отзыв Оли Коваленской о Венеции из того же письма мы приводили выше. Через несколько лет она писала Наде из Москвы в Венецию: «Я рада за тебя, что ты в Италии, и знаешь ли, не столько рада, что ты в Риме, сколько, что ты будешь в Венеции. Лучше Венеции не может изобрести никакое самое необузданное воображение, не может ничего присниться ни в каком опиумном сне, я в этом уверена. Да, я рада, что ты увидишь ее опять, ее, мою несравненную, незабвенную Венецию. Когда я о ней думаю, то на меня находит какой-то туман, какое-то опьянение, точно вспоминается чудный бред, и опять начинаешь бредить».
В 1883 году Михаил Соловьев окончил филологический факультет Московского университета. Кандидатское сочинение он писал А. М. Иванцову-Платонову[141]
, читавшему историю церкви, на тему о подлинности Иоаннова Евангелия, где опровергал воззрения Бауэра и его школы[142]. Брак моего отца давно был решен между ним и его невестой, но семья Соловьевых все еще сопротивлялась. Наконец в дом Коваленских был командирован Владимир Сергеевич, чтобы отговорить Олю от вступления в брак с его братом. Они долго беседовали вдвоем, наконец из комнаты послышались рыдания Оли; Владимир Сергеевич не смог исполнить возложенного на него поручения…Свадьба была в Дедове, и никто из Соловьевых на ней принципиально не присутствовал. 6 июня 1883 года в скромной церкви села Надовражного мои родители были повенчаны священником Егором Тарасовичем Раевским[143]
.Налево от ворот дедовской усадьбы стоял старый флигель, где при Илье Михайловиче помещалась контора управляющего, хранилась библиотека и доживала век бабушка моей бабушки, так называемая «бабаечка». Теперь в комнате бабаечки жили молодые Марконеты. В этом же доме поселилась новобрачная чета Соловьевых. Как мы уже говорили, никто из родных не явился на свадьбу Михаила. Но, войдя в библиотеку своего ветхого флигеля, он увидел два портрета: Михаила Ивановича Коваленского и украинского Сократа — Григория Саввича Сковороды. Дружба этих двух замечательных людей была началом будущего слияния крови Романовых с кровью Коваленских…
С осени Михаил Соловьев переехал с молодой женой во Владимир на Клязьме, где получил место учителя истории в женской гимназии. Сестры его Маша и Сена время от времени навещали молодых супругов во Владимире. Скоро и вся семья примирилась с браком Михаила. Владимир Сергеевич приезжал во Владимир, где написал стихотворение на юбилей Фета[144]
. Скоро и она познакомилась с Афанасием Афанасиевичем. Она иллюстрировала первый выпуск «Вечерних огней», на что Фет ответил стихами: