Раз в две-три недели я уезжал из Берлина на несколько дней в ставку Гитлера, сначала — в Восточной Пруссии, потом — на Украине, чтобы предоставить на его усмотрения многие конкретные технические вопросы, которыми он как верховный главнокомандующий интересовался. Гитлер знал все виды вооружений и боеприпасов по их калибрам, длине стволов и дальности боя, в его голове прочно сидели данные о важнейших видах вооружений на складах и об объемах их месячного производства. Ему не составляло труда детальнейшим образом сопоставлять выпуск продукции с нашими программами и делать из этого свои выводы.
Выглядевшая несколько наивно слабость Гитлера блеснуть цифровыми данными — теперь уже в области вооружений, как прежде в автомобилестроении или архитектуре — также обнаруживала в нем дилетанта. Он всегда старался выглядеть ни в чем неуступающим специалистам, а то и превосходящим их. Подлинный профессионал не станет, и вполне оправданно, перегружать свою голову деталями, которые он может уточнить по правочнику или получить от помощника. Гитлеру же, напротив, важно было для самого себя продемонстрировать свои знания. В этом была для него особая радость.
Свои сведения он черпал из огромной книги в красном переплете с широкой поперечной желтой полосой. Этот непрерывно пополнявшийся реестр тридцати-пятидесяти видов вооружения и боеприпасов всегда лежал на его прикроватном столике. Иногда во время совещаний по военным вопросам порученец по его приказанию приносил эту книгу, если ему требовалось перепроверить какую-то цифру, названную кем-либо из участников и моментально поставленную им под сомнение. Книга открывалась и раз за разом подтверждалась право Гитлера и безжалостно обнажалась неинформированность какого-нибудь генерала. Память Гитлера на цифры была кошмаром его окружения.
Гитлеру удавалось таким образом запугать большинство окружавших его офицеров, и, наоборот, он испытывал неуверенность, если напротив сидел настоящий профессионал. Он даже не отстаивал своего мнения, встретив сопротивление специалиста.
Мой предшественник Тодт нередко прихватывал с собой на совещания двух своих наиболее близких сотрудников, Ксавера Дорша и Карла Заура; бывало, что сопровождал его и кто-нибудь из экспертов. Но в принципе Тодт считал важным докладывать лично, привлекая своих сотрудников лишь при особо сложных частных вопросах. Я же с самого начала не утруждал себя запоминанием цифр, которые все равно лучше сидели в голове Гитлера. Чтобы полнее использовать почтение Гитлера к специалистам, я всегда брал на совещания классных экспертов по отдельным пунктам повестки дня.
Это избавляло меня от кошмара бомбардировок цифрами и техническими данными, буквально втаптывавшими в землю. Я появлялся в ставке, как правило, в сопровождении двух десятков гражданских лиц. Очень скоро в избранном кругу N 1 начали подшучивать над этими «шпееровскими нашествиями». По ходу совещания я вызывал от двух до четырех специалистов. Совещания проводились в ставки, примыкавшем непосредственно к личным покоям Гитлера. Это была скромно обставленная комната примерно в 80 квадратных метров, стены которой были отделаны светлым деревом. У большого окна величественно размещался массивный четырехметровый дубовый стол для карт и атласов. В углу стоял стол поменьше с шестью креслами вокруг. Здесь усаживались участники совещания.
Я сам во время этих заседаний по возможности держался в тени. Открывал их краткой характеристикой темы и предлагал специалисту изложить свои взгляды. Мои эксперты не давали себя запугать ни внешним окружением с бесчисленными генералами, адъютантами, постами охраны, неоднократными проверками документов, ни тем ореолом, который этот аппарат окружал Гитлера. Они приносили подчеркнутое достоинство своей должности и ответственности, в основе которых лежал обретенный за долгие годы успешной службы профессионализм. Бывало, что беседа перерастала в горячую дискуссию, потому что мои сотрудники, казалось, забывали, с кем имеют дело. Гитлер относился к этому отчасти с юмором, отчасти уважительно. В этом кругу он казался скромным и обходился с присутствующими с примечательной вежливостью. Он отказывался от своего обычного приема удушать несогласие пространными, утомительными и парализующими речами. Он умел отличать принципиальное от второстепенного, был раскован и приводил присутствующих в замешательство быстротой, с которой он делал выбор из нескольких вариантов и обосновывал его. Он легко ориентировался в технической стороне вопроса, в планах и чертежах. Задаваемые им вопросы свидетельствовали, что в общих чертах он быстро схватывал довольно сложную материю обсуждения. Впрочем, он не замечал свой недостаток: он слишком быстро добирался до сути вопроса, чтобы его действительно осмыслить.