Воспоминания

Лекарством, о котором чаще всего заходила речь, были капсулы с кишечной флорой, «мультифлор», которые, как уверял Морелль, были «взращены из первосортных штаммов одного болгарского крестьянина». Что он там еще впрыскивал и давал Гитлеру, не выходило из области полунамеков. Нам эти методы никогда не представлялись вполне чистыми. Д-р Брандт навел справки у своих друзей-терапевтов, и все отозвались негативно о методах Морелля как о сомнительных, недостаточно проверенных и говорили об опасности привыкания к этим препаратам. В самом деле, внутривенные уколы производились все чаще, со все убыстряющейся сменой биологических препаратов — вытяжек из семенников и внутренностей животных, химических и растительных веществ. Геринг однажды нанес Мореллю тяжкое оскорбление, обратившись к нему «господин Имперский шприцмайстер».

Но факт — вскоре после начала лечения у Гитлера прошла экзема на ноге, в течение ряда лет очень беспокоившая его. Еще через несколько недель стало лучше с желудком. Он стал больше есть и уже не такими микроскопическими порциями. Вообще почувствовал себя бодрее и упоенно заявлял: «А если бы мне не попался Морелль? Он спас мне жизнь! Просто чудо, как он мне помог!»

Если вообще у Гитлера был дар подчинять себе других, то в данном случае произошло все наоборот: Гитлер безгранично уверовал в гениальность своего лейб-медика и не терпел никаких критических высказываний в его адрес. С этих пор Морелль вошел в узкий круг и — если Гитлера не было — служил объектом всеобщего увеселения: он ни о чем другом не мог говорить, кроме как о стрепто— и прочих кокках, семенниках быков и новых витаминах.

Гитлер всем, при малейших недомоганиях, советовал срочно проконсультироваться у Морелля. Когда в 1936 г. моя сердечнососудистая система и желудок восстали против ненормального режима работы и приспособления к неестественному образу жизни Гитлера, я посетил врачебный частный кабинет доктора Морелля. Табличка у входа извещала: «Д-р Тео Морелль. Кожные и венерические заболевания». Врачебный кабинет и квартира Морелля находились в самом изысканном районе — на Курфюрстендамм, вблизи церкви Поминовения. В его доме можно было порассматривать целую галерею фотографий с автографами кинозвезд и актеров. Столкнулся я у него и с кронпринцем. После весьма приблизительного осмотра Морелль прописал мне свои капсулы с кишечной флорой, виноградный сахар, гормонные и витаминные таблетки. Для верности я в те же дни прошел тщательное обследование терапевтом из Берлинского университета, профессором фон Бергманом. Органических изменений, как гласило заключение, не обнаружено, речь идет о нервных отклонениях, вызванных чрезмерными перегрузками. Я, насколько это было возможно, сбавил темп, и неприятные ощущения пошли на убыль. Не рискуя огорчать Гитлера, я рассказывал, что строго следую советам Морелля, а так как мне стало гораздо лучше, то на какое-то время я стал образцово-показательным пациентом Морелля. По указанию Гитлера обследовал он и Еву Браун. Потом она поделилась со мной: он весь какой-то до отвращения сальный, и она никогда больше не станет у него лечиться.

Самочувствие Гитлера улучшилось лишь временно. Но от своего лейб-медика он не отошел; даже наоборот — он все чаще отправлялся пить чай в дом Морелля на острове Шваненвердер недалеко от Берлина. Это было единственное привлекавшее его место, куда он выбирался из канцелярии. Очень редко заезжал он к Геббельсу, а меня он посетил всего один раз, чтобы осмотреть только что построенный мной для себя дом на Шлахтензее.

С конца 1937 г., когда и лечение по методу Морелля не дало эффекта, Гитлер снова начал жаловаться. Даже когда он просто делал новые заказы на строительство или обсуждал проекты, то нередко добавлял: «Я не знаю, сколько еще проживу. Возможно, большинство этих строек будет закончено уже без меня». (5) Срок завершения бессчетных крупных объектов приходился на 1945-1950 г.г., т.е. надо было полагать, что Гитлер рассчитывал на несколько лет жизни. Или еще короче: «Вот когда меня не станет… Времени у меня немного…» (6) А в узком кругу его устойчивыми словосочетаниями стали: «Мне осталось недолго жить. Я в постоянной тревоге: хватит ли времени осуществить задуманное. Я сам должен претворить в жизнь мои планы. Ни у кого из моих преемников нет той энергии, которая необходима, чтобы преодолеть неизбежные кризисы. Мои намерения должны стать реальностью, пока я еще, с моим ухудшающимся здоровьем, в состоянии осуществить их сам».