Воспоминания агента британской секретной службы. Большая игра в революционной России

Потом я заметил мужчину, который два или три раза прошел взад-вперед по коридору и каждый раз, проходя мимо нашего купе, бросал в него взгляд. Мой попутчик снял сверху свой саквояж и пошел умываться. Поезд замедлил ход, подъезжая к станции. Замеченный мной мужчина снова шел по коридору. Поезд остановился. Он заглянул в наше купе, и, когда увидел меня одного, его поведение изменилось. Он поднял глаза на полку. Саквояжа моего попутчика на ней не было. Он почти крикнул мне: «А другой господин сошел с поезда?» Прежде чем я ответил, что не знаю, спрашивавший ринулся на платформу. Почти одновременно с этим мой попутчик вернулся, и поезд тронулся в путь на север. После следующей остановки пришли охранник и поездной контролер и попросили нас предъявить билеты. Это было необычно, и к этому времени я был уже в полной уверенности, что мой попутчик находится под наблюдением.

Моя полка была нижней. Я выключил свой ночник, и прежде чем погрузился в сон, ночник на верхней полке тоже погас. Я просыпался каждый раз, когда поезд останавливался, и каждый раз замечал в зеркале, висевшем над рукомойником, огонек сигареты. Не думаю, что мой попутчик хоть на минутку сомкнул глаза в ту ночь.

Около шести утра, как раз перед рассветом, я вышел из купе. Какой-то человек стоял в коридоре, опершись на поручень, в дальнем конце вагона. Он явно наблюдал.

Казалось, настроение моего попутчика улучшилось к завтраку. Мы вели непринужденную беседу, и я мимоходом упомянул о том, что произошло накануне вечером. На его лице промелькнул испуг.

– Вы видели этого человека сегодня утром? – спросил он как бы между прочим.

– Нет, – ответил я, – но у меня такое чувство, что один из нас под наблюдением.

Мой попутчик, похоже, взял себя в руки и улыбнулся мне.

– Нет, – ответил он, – не думаю, что такое возможно.

Он закурил еще одну сигарету. Я начал читать новый роман от Таухница.

Некоторое время спустя мой попутчик стал рвать какие-то бумаги на мелкие клочки и, открыв окно, рассеял их вдоль железнодорожных путей. Из своего саквояжа он достал еще бумаги, в которых я узнал какие-то калькированные чертежи, и с явным сожалением уничтожил и их тоже. Он делал это без спешки, и, так как у меня не возникло никаких подозрений, мне не следовало обращать на его действия никакого внимания.

Мы проехали Гумбиннен (современный город Гусев в Калининградской области. – Пер.) и через несколько минут должны были прибыть в Эйдкунен (современный поселок Чернышевское в Калининградской области. – Пер.) – на последнюю станцию в Пруссии и пограничный пост, чтобы дальше ехать в Вирбаллен (современный Вирбалис в Литве. – Пер.) в России.

Человек, который стоял в коридоре с самого утра, подошел к нашему купе как раз тогда, когда поезд въехал на станцию. «Господа, вас ожидают в комендатуре». И хотя моя совесть была чиста, как выпавший снег, я почувствовал себя неуютно. Так всегда бывает в подобных ситуациях. Я сразу же спросил почему, и в ответ было сказано, что мне сообщат об этом в должный момент. Когда мы вышли из вагона, нас окружили детектив и двое железнодорожных полицейских, и нас вместе с вещами сопроводили в комендатуру.

Типично прусский забияка (полагаю, эта конкретная порода людей уже почти вымерла) потребовал у меня паспорт. Я вручил ему его.

– Он явно поддельный, – грубо сказал он, а я уверил его, что паспорт абсолютно подлинный.

Он сказал то же самое и о немецком паспорте моего попутчика, который просто заметил, что пользуется им уже много лет.

– Возможно, – ответил пруссак, – но нам известно, что он поддельный.

Потом он стал меня допрашивать. Мне было нетрудно ему отвечать, но из-за его грубости и симпатии, которую испытывал к своему попутчику, я ничего не рассказал ему о бумагах, которые тот уничтожил на моих глазах и выбросил в окно.

– Вас будут обыскивать, – сказал пруссак.

Я выразил протест, но все было бесполезно, и специалист своего дела обшарил руками мою одежду. Не знаю большего унижения, чем то, когда вас подвергают обыску. Вы абсолютно беспомощны и неизменно вспоминаете о мелких личных вещах, которые вы забыли уничтожить и которые находятся в вашей записной книжке или внутреннем кармане, и теперь любопытные глаза читают ваши сокровенные тайны.

Я услышал звонок, предупреждающий об отходе поезда в Россию, и сказал, что мне непременно нужно уехать на нем. Комендант лишь взглянул на меня.

– Я арестован? – спросил я.

Он покачал головой.

– Вы лишь задержаны для досмотра. Мы обыщем ваш багаж. Дайте ключи.