Воспоминания агента британской секретной службы. Большая игра в революционной России

В те времена единственный способ высадить лазутчика и благополучно взлететь после этого состоял в том, чтобы сбросить обороты двигателя, чтобы пропеллер просто продолжал вращаться. Как только лазутчик вылезал на землю, нужно было дать газ и снова взлететь. Когда я в первый раз делал это, моим кошмаром была остановка пропеллера, так как даже при хороших условиях раскручивание пропеллера было непростым делом, которое требовало большой сноровки.

При обучении пилотированию летчика обучали раскачивать пропеллер, и прежде чем получить квалификацию, летчик проходил испытания на практике. Я никогда не был хорош в этом деле главным образом из-за своего телосложения.

Я невысок, и у меня очень короткие руки. Я всегда был довольно энергичным, но все, что мог сделать, – это достать до пропеллера, не говоря уже о том, чтобы раскручивать его и не попасть под удар его лопасти. Неспособность эффективно раскручивать пропеллер означает в девяти случаях из десяти, что пропеллер ударит раскачивающего его человека; многие при этом бывали сбиты с ног.

А здесь мы находились на вражеской территории, и пропеллер остановился. Петров выскочил из кабины и сразу же вызвался раскачать пропеллер; я показал ему, как это нужно делать.

В теории это совсем просто. Пилот кричит человеку, раскачивающему пропеллер: «Отключаю!», и этот человек вращает пропеллер, чтобы в цилиндры засосалось достаточное количество бензиновых паров. После этого пилот включает зажигание, а человек кричит: «Контакт!» – это сигнал к тому, что пропеллер нужно резко и быстро крутануть, после чего сделавший это человек должен отойти в сторонку.

В случае если двигатель по какой-то причине не заведется, человек, раскручивающий пропеллер, кричит: «Отключай!», и процесс начинается заново.

Минут десять слышны были наши голоса, кричавшие: «Отключаю – контакт – отключай!»

Но ничего не происходило, двигатель просто не заводился. От своих усилий Петров вспотел; я тоже был в поту – от страха.

Мы отдохнули минутку, затем я слез со своего места и пошел к бензопроводу и индуктору. С виду все было в порядке. Затем, к нашему ужасу, мы увидели в быстро сгущавшихся сумерках приближающийся кавалерийский патруль.

Петров сказал, что крутанет пропеллер еще разок, но прежде, чем делать это, мы решили выпустить почтовых голубей.

Согласно инструкции, мы должны были в случае возможного пленения немедленно избавиться от голубей, чтобы противник не смог использовать их с целью отправки информации для введения в намеренное заблуждение нашего разведывательного управления. Четыре голубя улетели. А затем Петров, словно одержимый демоном, принялся раскручивать пропеллер. Все равно ничего не получалось.

Кавалерийский патруль заметил нас. Думаю, сначала они решили, что это один из их собственных аэропланов. Потом, вероятно, у них возникли подозрения, так как они трусцой направились в нашу сторону. Внезапно мотор завелся. Петров обежал фюзеляж и запрыгнул на свое место. Кавалерийский патруль перешел на галоп, и мы услышали приказ остановиться. Я открыл дроссельную заслонку, и мы взлетели, но прежде, чем оторвались от земли, патрульные открыли по нам огонь. Их выстрелы были меткими, так как по возвращении на свой аэродром мы обнаружили в фюзеляже с полдюжины дырок от пуль.

И хоть связь посредством аэроплана, голубей и лазутчиков была быстрой, существовала еще система, используемая монахами с горы Афон, которая была еще быстрее при передаче новостей, чем любая другая система, придуманная разведывательными подразделениями. Иногда трудно было поверить, как быстро достигали до них важные вести, и я провел некоторое время в монастыре Святого Пантелеймона – прибежище русских монахов, и, пользуясь его дружеским приютом, пытался изучать обитателей Хиландарского монастыря (один из афонских монастырей. – Пер.), населенного сербскими и болгарскими монахами, среди которых из-за войны возникли существенные политические трения.

Но я так и не узнал, как поддерживалась быстрая регулярная связь между Афоном и вражеской территорией.

На горе Афон находится уникальная группа из двадцати монашеских общин, сгруппированных вокруг деревни Кайес; за исключением двух упомянутых монастырей, они были населены греческими монахами. Все монахи принадлежат к ордену Святого Василия Великого, и в целом братья дружелюбно относятся к посетителям-мужчинам, но ни одной женщине не разрешается ступить на перешеек. Все население – мужчины. Монахи настолько строги, что не потерпят даже корову или козу в своих владениях. Такие продукты, как молоко, сливочное масло и яйца, к ним привозят извне.