Воспоминания Анатолия. Документальная трилогия. Том первый

Невероятная победа, компенсировал с лихвой, мои физические страдания, выпавшие на начало дня! Когда острым ножом, с закруглённым концом и литой рукоятью, прибранным на кухне, я вместо дула пистолета, остругал указательный палец, левой руки! Кусок плоти, повис на коже… Боль была терпимой, но вид брызнувшей крови, меня очень напугал. Громко завизжав, я отбросил отвратительный нож, а когда немного успокоился, то приладил отрез на место, зажав правой рукой. Из дома, выскочила встревоженная мама! Которая заметив краденый нож, влепила мне ощутимый подзатыльник. После чего, со знанием дела, она чистой тряпицей, завязала пострадавший палец.

По бытовавшему мнению, Советских ребят, полученные порезы и ссадины, свидетельствуют о бесстрашии, пострадавшего мальчика. Который однажды, станет воином Красной армии, а потому заметная рана, всегда была предметом, тайной гордости её владельца. Правда, не в моём случае… Ведь поутру, я визжал на всю округу, словно девчонка! Отчаянно позабыв, что такое поведение, считается греховно трусливым.

Поэтому теперь, я не выставлял забинтованный палец на обозрение, опасаясь насмешек… Причём выстрел, мне не удалось обосновать! Ведь тогда, я просто не знал, о существовании в оружейной практике, особых инертно-агрегатных состояний, порошковых взрывчатых веществ, приводящих к отказам…

Поздней осенью, в нашем огороде собрались мужики, чтобы помочь разделать борова, выросшего за лето. Накануне вечером, отец зарядил патроны крупными жаканами, а поутру прицелившись, выстрелил тяжёлым дуплетом. Раненый боров визжа, ринулся наутёк, но после тройки шагов, упал замертво. Его тушу опалили соломой и начали разделывать. Немного понаблюдав, за действиями взрослых, я отправился прыгать, на подмёрзших лужах…

Ясное солнце, пригрело к обеду и дворовые лужи растаяли. Поэтому я, снял и повесил на плетень, жаркое пальто, а немного погодя, наигравшись вволю, зашёл в дом. Вот когда, наша вторая свинья, убедившись в том, что пальтишко, благополучно позабыто… мстительно похрюкивая, из-за убийства друга… сдёрнула его вниз и яростно разорвала! За проявленное ротозейство, мне попало от отца, поскольку с большой любовью и изысканным вкусом, его недавно выкроила и пошила, наша мама.

В пятилетнем возрасте, я научился кататься на коньках. Вид которых, по сей день в подробностях, восторженно хранит, моя память. Невзирая на то, что они были разноразмерными и неказистыми. Например правый конёк, как мы тогда называли, был «полной снегурочкой», тогда как левый «полуснегуркой». Поэтому мой отец, спилил напильником, а затем подправил абразивным бруском, штифты их подпятников, выровняв по высоте. После чего, из отрезов сыромятной кожи, он сделал ремешки креплений.

Наступили дни, удивительного состояния, похожего на полёт! Каждое утро, я спешил на замёрзший Июс и вместе с прочими ребятишками, радостно скользил, по речным изгибам. На третий день, по пути домой, выявились эксплуатационные недостатки. Мои коньки, ощутимо затупились и начали соскальзывать, с натоптанных тропинок в стороны, проваливаясь в снег.

Раздеваясь в комнате, я вновь посёк пол, что не понравилось маме. Поэтому мне, вменили в обязанность, расстегивать ремни коньков на улице и оставлять стальные лезвия, в холодных сенцах. Ранним утром, я доставал с печи, просохшие валенки и стремился пристегнуть, тупые лезвия обратно. Только силёнок, ещё не хватало! Приходилось теребить, занятого родителя: «Тять пристегни! Пап, наточи!». В такие мгновения, Николай Гурьевич переводил взгляд на меня и удивлённо восклицал: «Что, опять?!».

В посёлке жил парнишка, года на три, старше меня. Единственный обладатель, завидных коньков «обрубышей», которые напоминали «полуснегурки». Только их носки, были обрезаны и скруглены, как у легких, хоккейных коньков «дутышей». В тоже время, младшие ребята, катались на «колодках», изготовленных для плотного, уличного снега, но не для льда. Поскольку их делали, из усечённых на конус, деревянных брусков. В основание которых, забивались калёные скобы, изготовленные из сыромятной проволоки.

Наша бедность, проглядывала во всём. Я не помню того, чтобы в будние дни, мои родители носили пальто. Только телогрейки! Которые иначе назывались ватниками или фуфайками. В которых, разновозрастные Сибиряки, оценив по достоинству лёгкость, теплоту и дешевизну изделия, ходили зимой повсеместно, а молодёжь 1940-1950-х годов, незаметно выросла. Тем не менее, особым почётом, среди зрелых мужчин, пользовалась солдатская шинель. Поскольку офицерскую шинель, с длинными полами, могли себе позволить, только богатые и успешные, вернувшиеся домой фронтовики. Всех ребят зимой, родители одевали одинаково, в телогрейки, шапки-ушанки и катаные валенки. Шитые рукавицы и вязанные варежки.