Это были чудные деньки, и рынок был очень активным. А это всегда поднимает настроение у нашей братии. Я сразу почувствовал себя как дома. Передо мной была старинная подруга - доска котировок, и говорила она на языке, который я освоил, когда мне еще не было пятнадцати. Здесь был парнишка, который делал ту же самую работу, что и я в своей первой конторе. Здесь были клиенты - точно такие, как везде, - и они смотрели на доску либо стояли рядом с биржевым телеграфом, выкликая цены и обсуждая рыночные новости. Вся механика выглядела точно как та, к которой я привык. Этим воздухом я дышал с тех пор, как выиграл на акциях «Барлингтон» мои первые деньги - 3,12 доллара. Тот же биржевой телеграф и точно такие же игроки, а значит, и такая же игра. И не нужно забывать, мне было только двадцать два. Я, похоже, думал, что знаю игру от А до Я. А почему же мне было так не думать?
Я наблюдал за доской и видел нечто привлекательное. Цены двигались так, как следовало. Я купил сотню по 84. Меньше чем через полчаса я их продал по 85. Затем я увидел еще что-то симпатичное и поступил точно так же: за очень короткое время срубил три четверти пункта. Это было недурное начало, не так ли?
Ну, и в результате моего первого дня в качестве клиента уважаемого брокерского дома, поучаствовав в торгах только два часа, я пропустил через свои руки одиннадцать сотен акций. Я покупал и продавал. А чистый итог операций свелся к тому, что я потерял одиннадцать сотен долларов. Иными словами, после первой попытки половина всего, что я имел, растаяла как дым. А при этом некоторые сделки были для меня прибыльными. Но чистый результат дня - минус тысяча сто долларов.
Меня это не тревожило, потому что мне казалось, что я все делал правильно. Все мои движения были расчетливы и разумны, и, если бы я работал в конторе «Космополитен», ушел бы не с пустыми руками. Потерянные мной одиннадцать сотен долларов ясным языком говорили мне, что машина работает не так, как следует. Но пока машинист все делает как надо, тревожиться не о чем. В двадцать два невежество не является коренным недостатком.
Спустя несколько дней я сказал себе: «Я не могу торговать таким образом. Биржевой телеграф не помогает, как следует!» Но в тот раз я не стал докапываться до сути дела и оставил все, как было. Так оно и шло, плохие дни перемежались хорошими, и наконец я проигрался вчистую. Я отправился к старине Фуллертону и уговорил его ссудить мне пять сотен долларов. А потом я вернулся из Сент-Луиса, как уже рассказывал раньше, и привез деньги, которые я снял там с брокерских лавочек, а их я всегда мог обыграть.
Теперь я играл осторожнее, и какое-то время дела мои пошли лучше. Когда у меня завелись деньжата, жизнь стала веселее. Я завел друзей, и мы отлично развлекались. Ведь мне еще не было двадцати трех; я был в Нью-Йорке один, и кошелек был набит легкими деньгами, а в душе была твердая уверенность, что я уже начал понимать новую для меня игру.
Я начал учитывать, что мои приказы будут на бирже выполнены с известной задержкой, и действовал теперь более осторожно. Но я все еще был на поводу у биржевого телеграфа, иными словами, я по-прежнему пренебрегал общими правилами игры; а пока это было так, я был не в силах найти, что же не в порядке с моей игрой.
В 1901 году мы въехали в большой бум, и я сделал целую кучу денег, я имею в виду - для зеленого подростка. Кто помнит эти времена? Страна процветала, как никогда прежде. Мало того, что началась эпоха объединения компаний и создания всякого рода трестов, подобной которой мир прежде не знал, но еще и публика запала на акции как бешеная. В предыдущую эпоху изобилия, как я слышал, на Уолл-стрит похвалялись тем, что за день из рук в руки переходили двести пятьдесят тысяч акций, то есть по двадцать пять миллионов долларов! Но в 1901 году у нас за день продавали по три миллиона акций! Все делали деньги. Город заполонила дикая орда миллионеров, которые сорили деньгами, как пьяные моряки. Единственная игра, которая способна была их увлечь, это была биржа. Мы обслуживали ряд самых богатых и рисковых игроков, каких когда-либо видела Нью-Йоркская биржа: Джона У.Гейтса, знаменитого присказкой «ставлю миллион», и его друзей Джона А. Дрейка, Лойала Смита и других, а также банду Рейда, Лидса и Моора, которые продали часть своих стальных акций, а на вырученные деньги купили на открытом рынке акции знаменитой системы «Рок-Айленд». У нас бывали Шваб, Фрик и Фиппс и замкнутый кружок питтсбургских воротил. Я уж и не упоминаю множество других, которые просто терялись в этой тусовке, но имели бы славу великих игроков в любую другую эпоху. Такие люди могли купить и продать весь рынок целиком. Кин сделал рынок для акций «ЮС стил». Брокер продал сто тысяч акций за несколько минут. Волшебное время! И тогда случались баснословные выигрыши. И не было налогов на доход от продажи акций! И никто не предвидел судный день впереди.