Воспоминания благовоспитанной девицы

Кроме того, я всегда получала удовольствие от общения. В альбоме подруги в качестве своего любимого занятия я назвала чтение или беседу. Говорить я любила. Я рассказывала или, во всяком случае, пыталась рассказывать все, что производило на меня впечатление в течение дня. Ночи, забвения я боялась: для меня было невыносимо молчать о том, что я увидела, почувствовала, успела полюбить. Лунный свет пробуждал во мне желание схватиться за перо и бумагу; я мечтала уметь ими пользоваться. В пятнадцать лет я любила читать переписку, дневники — например, дневник Эжени де Герен^{106}, — потому что это своеобразная попытка остановить время. Я поняла также, что романы, рассказы, сказки вовсе не чужды жизни, они тоже отражают ее, но по-своему.

Если прежде я хотела стать учительницей — то потому, что мечтала сама себе быть и судьей, и мерилом; теперь мне казалось, что эту мечту я смогу осуществить через литературу; она даст мне бессмертие, вернет утраченную вечность; на свете больше нет Бога и некому меня любить; но я оживу в миллионах других сердец. Я напишу книгу, положив в основу собственную жизнь, я воссоздам себя и тем оправдаю собственное существование. Вместе с тем я буду полезна человечеству: что прекрасней книг я могу подарить ему? У меня вызывали равный интерес и я сама, и другие; я согласна была «воплотить себя» в чем-нибудь, но жаль было отказываться от универсальности; если я стану писателем, все мои мечты придут в равновесие; перспектива писать книги льстила всем честолюбивым замыслам, созревшим во мне к пятнадцати годам.

Любовь я всегда ставила очень высоко. Когда мне было тринадцать, в еженедельном журнале «Ноэль», который мне стали выписывать после «Этуаль ноэлист», я прочла одну нравоучительную повесть, озаглавленную «Нинон-Роз». Благочестивая Нинон любила юношу по имени Андре, который тоже ее любил; кузина героини, Тереза, проливая слезы и разметав по ночной сорочке свои дивные волосы, призналась ей, что тоже страдает от любви к Андре; после внутренних терзаний и нескольких прочитанных молитв Нинон решила пожертвовать собой; она отказала Андре, собиравшемуся на ней жениться, и тот с горя женился на Терезе. Судьба вознаградила Нинон законным браком с очень достойным молодым человеком по имени Бернар. Эта история глубоко возмутила меня: значит, герой романа имеет право на заблуждение относительно предмета своей страсти или собственных чувств; вслед за любовью-ошибкой или несовершенной любовью — как, например, любовь Дэвида Копперфильда к своей первой жене — может последовать другая, истинная; и уж эта любовь, если она вспыхивает в сердце, неискоренима; никакое великодушие, никакое самопожертвование не могут оправдать отказ от нее. Большое впечатление на нас с Зазой произвел роман Фогаццаро^{107} «Даниель Кортис». Даниель был очень важным политическим и католическим деятелем и любил замужнюю женщину; они понимали друг друга с полуслова, их сердца бились в унисон, мысли перекликались; эти двое были буквально созданы друг для друга. Однако даже невинная дружба между ними могла вызвать пересуды, сгубить карьеру Даниеля и навредить великому делу, которому он служил; влюбленные поклялись друг другу в «верности до гроба и после смерти» и навсегда расстались. Я пришла в отчаяние, в ярость. Карьера, благородное дело — это были абстракции. Я считала нелепым и преступным жертвовать ради них счастьем, жизнью. Такое значение союзу двоих людей я придавала, вероятно, из-за дружбы с Зазой. Мир принадлежит двоим не так, как всем остальным, а по-особенному, думала я, потому что они открывают его вместе, делятся им друг с другом; кроме того, каждый находит оправдание своего существования в том, что нужен другому. Отречься от любви казалось мне таким же безумием, как перестать заботиться о спасении души, веруя в вечность.