Воспоминания бурского генерала: Борьба буров с Англиею

Около 15 февраля, в десяти милях к северу от Брандфорта, переезжали мы ночью через железнодорожную линию. Мы положили несколько патронов динамита под рельсы, но еще прежде, чем мы успели окончить это дело, подошел поезд, но так тихо, что мы сочли его разведочным. Когда мы его увидели перед собой (ночь была очень темная и перед локомотивом не было никакого огня), он был уже так близко от нас, что нам не стоило зажигать фитиля, соединенного с динамитом. Мы отошли приблизительно шагов на сто от пути, но, тем не менее, в нас стреляли из поезда, на что мы отвечали тем же. Как только поезд этот прошел мимо, показался второй. «Этот уж не посмеет уйти от нас невредимым» — решили мы. Как только он поравнялся с нами, мы подожгли фитиль и взорвали в нескольких местах, близко одно возле другого, железнодорожный путь. Тогда подошли еще два поезда, но не далее тех мест, где произошел взрыв, и открыли сильный огонь, что продолжалось в общей сложности минут десять. После того, что мы ответили такой же пальбой, оба поезда ушли. На следующий день англичане были заняты исправлением пути. Дело обошлось без потерь с нашей стороны, если не считать легкой раны, полученной одним немцем, и одной убитой лошади.

Отсюда мы пришли в Сенекал, уже оставленный англичанами. Здесь я познакомился с доктором Рейхом и его женой. Он принял нас очень сердечно. Доктор Рейх не принадлежал к нашим санитарным отрядам, но, несмотря на это, он сделал все, что было в его силах, совсем так, как он делал то же самое и для нашего неприятеля.

Из Сенекала я отправился к гейльбронскому отряду, а оттуда во Вреде, куда прибыл 24 февраля.

Я послал к Луи Бота письмо, прося его, если можно, повидаться со мной во Вреде. На следующий день, после того, как я приехал туда, состоялось наше свидание. Он рассказал мне о своих переговорах с лордом Китченером, которые ничем не окончились.

Хотя свидание меня и не удовлетворило в том смысле, что я не узнал ничего положительного о переговорах, но, все-таки, было очень хорошо, что я повидался с трансваальским генералом-коммандантом. Нам много кое о чем надо было переговорить, и мы разошлись, твердо решив, что что бы ни случилось, ни в каком случае не оставлять борьбы.

27 февраля вернулся генерал Бота в Трансваал, а я отправился в гейльбронский отряд. Через несколько дней приехал президент Штейн из южных частей республики для свидания с трансваальским правительством во Вреде. После этого свидания он отправился в особый небольшой лагерь, так как было решено, чтобы он не оставался более при отряде. Я приставил тогда к нему 50 бюргеров, под начальством комманданта Давеля, которые и составили его личную охрану.

Только что я вернулся после свидания с генералом Бота, произошли серьезные дела, потребовавшие моего присутствия в Петрусбурге. Приходилось сделать 360 миль; это было не легко, но этого требовали обстоятельства, в которых находилось отечество, и, несмотря на сильную усталость, не прошедшую еще после похода в Капскую колонию, я выехал 8 апреля из Гейльброна. Мой штаб наткнулся, недалеко от железной дороги, возле Вредефорта, на 16 английских солдат, при чем один из них был убит, а двое ранено. Я посетил войска во Вредефорте, исполнил то, что мне нужно было в Петрусбурге, и повернул назад 17 февраля. Перешедши без затруднения железнодорожный путь между Смальдеелем и станцией Вентерсбругвег и посетив генерала Газебрука, я вернулся в гейльбронский отряд.

Когда англичане увидели, что благодаря тому, что мы разделились на очень маленькие отряды, мы везде, во всех частях Оранжевой республики, побеждали их, а в тех случаях, когда их было очень много, успевали скрываться от них, они пришли в такую ярость, что решили не оставить целым ни одно из наших жилищ во всей северной и северо-западной частях республики. В южной и в юго-западных частях дома также уничтожались, но не таким отвратительным способом, как в северных. Англичане не щадили и скота, они его уводили или избивали. Всех наших женщин, которых они могли схватить, они посылали в концентрационные лагери. Но о том, как они обращались с женщинами, я не могу писать: это слишком серьезное дело, об этом нужно писать целую книгу, а не говорить мимоходом; и я предоставляю это написать перу лучшему, нежели мое. Я только заявляю, что с нашими женщинами обращались наипостыднейшим образом! И Англии надо будет употребить много серьезных усилий, чтобы вырвать из сердца моего народа ту ненависть, какую она возбудила своим постыдным, в этом отношении, образом действий.