Воспоминания бывшего человека

Получив что-то около сотни тысяч, в качестве аванса за первую партию камней, мы отправились домой. Я даже не стал брать в руки зеленые бумажки, хотя Ленка и пыталась рассовать их мне по карманам. Зачем? Все предопределено, все просчитано некими высшими существами, определяющими, вероятно, всю нашу жизнь. Интересно, кстати, действительно ли целиком предопределена наша жизнь — каждого человека? Или только некоторых и только иногда, когда требуется, как в моем случае, конкретное вмешательство и конкретные действия?

Скорее всего, в обычных ситуациях нам все же оставлена свобода воли. Очень бы хотелось на это надеяться.

Вечером мы решили устроить праздничный ужин. Все-таки, после вскрытия горшка, это был второй торжественный момент — получение денег. Хотя для меня это торжество омрачалось мыслями о том страшном спектакле, в котором каждый должен сыграть написанную кем-то трагическую роль. Вероятно и для Ленки тоже. Я думаю, она уже решила, как, по ее разумению, нужно действовать. Блеск бриллиантов, шелест купюр… такая манящая красивая жизнь…

Пока я принимал душ, Ленка заказала по телефону нужные нам товары — вина, коньяки, закуски. Затем она принимала ванну, а я, получив доставленный в рекордно короткие сроки товар, взялся накрывать на стол. О будущем думать не хотелось.

Поскольку гостей мы не ждали, решили к ужину бальное платье и смокинг не надевать. Более того, по предложению Ленки, мы сели за стол, в чем мать родила. Такого в моей жизни еще не было! За красиво сервированным столом сидели два голых человека и, соблюдая все правила этикета, жеманно поглощали изысканные блюда. Ленка пила шампанское, я же отдал предпочтение пятизвездочному коньяку. Ужин проходил в непринужденной обстановке, чему в немалой степени способствовало обилие напитков.

И все же я не мог забыть показанные Кураторами кадры. Пытки ювелира, убийство, Ленка с побелевшим лицом…

Необходимо было срочно отвлечься от тягостных мыслей. А как проще всего это сделать, если напротив сидит красивая обнаженная женщина? Все верно — только секс. И тут я решил проверить свою теорию о том, что сценка воображаемая воздействует сильнее, нежели сценка живая. Собственно, эта теория не претендует на новизну, да и, откровенно говоря, она вовсе не моя, но в данном случае проверять ее придется мне.

— Лена, — говорю, — тогда, в развалинах, когда мы клад…

— Что? Что ты хочешь узнать?! — взгляд Ленки потемнел.

— Ты только не злись, — я налил ей шампанского

— Я не злюсь.

— Понимаешь, я знаю ту ситуацию со своей стороны. А мне бы хотелось узнать ее с твоей… увидеть все твоими глазами.

— Ага, тебе нужно подробно рассказать, что я чувствовала, когда меня насиловали? Это тебя возбудит, и мы сможем заняться любовью?

— Да, нет, — прикидываюсь я дурачком, — любовью мы и так всегда можем заняться. Мне пока еще не надо дополнительных стимулов…

— Просто хочешь посмотреть моими глазами? — ехидничает Ленка и сверлит меня взглядом.

— Именно так, — смиренно отвечаю я

— Ну, хорошо. Когда вышли эти шестеро амбалов, я страшно испугалась. Чуть не описалась. Тогда мне удалось удержаться.… Потом поняла, что ты затеял какую-то игру и у меня, вроде как, мелькнула надежда…

— Которой не суждено было сбыться…

— Да, не суждено… Но ты сделал все, что мог. Это я оказалась дура, что не послушалась тебя.

— Ну, теперь поздно себя корить…

— Да. Так вот, когда они шарахнули тебя обрезком трубы, потом связали, а потом повернулись ко мне — я описалась. Смотрю на их лица и чувствую, что между ног стало тепло. Таких лиц я, между прочим, никогда не видела. Они подошли все сразу. Навалились на меня, как падающий забор. Один сразу схватил за… Материться можно? — Ленка подняла на меня доверчивые глаза.

— Знаешь, Ленусь, — промямлил я, — лучше не надо, только если уж иначе не скажешь. Ты же знаешь — я не люблю женский мат.

— Ах, да-да, ты у нас культурный и очень чувствительный! Ну, ладно. Короче он сунул руку, а там мокро. Другой бы, наверное, побрезговал, а он, как ни в чем, ни бывало — давай мять. Другие тоже хватали, за что смогли уцепиться. Наверное, я просила их не трогать меня, не помню.

— Да, просила, — я кивнул, — именно в этот момент я очнулся.

— Ну, так, значит, ты сам все видел и слышал! О чем тогда тебе рассказывать?!

— Погоди, — говорю, — ты рассказывай о том, что ты чувствовала. Это главное.

— Ах, вон что… чувства тебе… Что я чувствовала?!

— Именно! Что чувствовал я — я знаю!

— Чувствовала отвращение — вначале. Первым был тот, схвативший меня за… одно место и массировавший его не обращая внимания на мочу, которую он выжимал себе в руку из мокрого трико и из трусиков. Он залез на меня, раскинул ноги и стал совать насухую — никакой массаж меня тогда возбудить не мог. Это потом… А тогда я кроме боли ничего не чувствовала. Но это физически. А морально… Страха уже не было, смятение какое-то было в голове. Отвращение и боль во влагалище, если коротко.

— И долго тебе было больно? — я пытался узнать, как быстро она возбудилась.