Воспоминания дипломата

Билет я заказал на 13 апреля, однако в тот день не улетел, потому что директивы по ленд-лизу еще не были утверждены. Не вылетел я также и на другой день – как выяснилось, мне предстояло участвовать во встрече Дж. Маршалла с И. В. Сталиным.

16 апреля в газетах было опубликовано сообщение под заголовком: «Прием И. В. Сталиным г-на Маршалла». Краткий текст сообщения гласил:

«15 апреля Председатель Совета Министров СССР И. В. Сталин принял Государственного Секретаря Соединенных Штатов Америки г-на Маршалла.

На приеме присутствовали Министр Иностранных дел СССР В. М. Молотов, Советский Посол в США Н. В. Новиков, Американский Посол в СССР г. Б. Смит и специальный помощник Государственного Секретаря США г. Ч. Болен».

О ходе приема не было сказано ни слова, так же как и о том, что на приеме присутствовал еще переводчик В. Н. Павлов.

Я не стану воспроизводить по памяти все перипетии этого свидания и расскажу лишь о тех моментах, которые запомнились мне прочнее других.

Вначале Маршалл коснулся трудностей, с какими столкнулся Совет министров иностранных дел из-за различного подхода делегаций к германскому урегулированию. Например, в вопросах о центральной германской администрации, об экономическом единстве Германии, о репарациях. Он дал ясно понять, что причиной этих трудностей считает несговорчивость советской делегации.

Сталин немногословно, но убедительно отвел это обвинение, указав на то, что при обсуждении германских проблем Советское правительство руководствуется решениями Ялтинской и Потсдамской конференций, которые оно рассматривает как обязательные для всех четырех делегаций.

После этого обмена мнениями, подтвердившего различный подход сторон, Маршалл затронул вопрос о ленд-лизе. Он выразил удовлетворение тем, что Советское правительство согласилось на проведение в ближайшее время переговоров, и высказал надежду, что они пройдут успешно. Сталин заметил, что если принципы закона о ленд-лизе и советско-американского Соглашения о взаимной помощи 1942 года будут применены в духе союзнической солидарности, существовавшей в период войны, то можно не сомневаться в благополучном исходе переговоров.

Отталкиваясь от тезиса о союзнической солидарности, Сталин заговорил далее о том, что в послевоенные годы США предали ее забвению. Примеров этому немало. В частности, в вопросе о займе Советскому Союзу. Чем иначе объяснить, что американское правительство до сих пор воздерживается от предоставления давно обещанного займа в 6 миллиардов долларов?

Слова Сталина о 6 миллиардах долларов поразили меня – подобного обещания, насколько мне было известно, правительство США не давало. Я знал лишь об обещании предоставить заем в один миллиард, выполнение которого США затягивали с явным расчетом оказать на Советский Союз экономический нажим.

Но резкий упрек Сталина поразил не только меня, а и других участников встречи. Пока Сталин развивал свою аргументацию, Маршалл наклонился к Смиту и что-то шепнул ему на ухо. Посол сразу же набросал в своем блокноте несколько слов по-английски и, вырвав листок, протянул его через стол мне. В нем значилось:

«Г-н Новиков! Вы ведь хорошо знаете, что это не так. Обещания о 6 миллиардах никогда не давалось. Разъясните это, пожалуйста, господину Сталину».

На этом же листке я быстро сделал перевод и пододвинул записку к сидевшему рядом Молотову. Он прочел перевод и невозмутимо сунул листок в свою рабочую папку. Я ожидал, что Молотов выскажется и прояснит недоразумение или же напишет записку Сталину, но он не сделал ни того, ни другого. И, пожалуй, поступил правильно.

Видимо, догадавшись, что слова Сталина явились результатом какой-то путаницы, Маршалл в своем ответе из обтекаемых фраз замял вопрос и поспешно начал прощаться, а за ним и его два спутника.

Я был несколько смущен, хотя и не показывал виду. Я думал, что после ухода американцев Молотов разъяснит недоразумение, однако при мне он об этом и слова не вымолвил.

Уходя, я не заметил никаких признаков того, что до Сталина дошло, какой промах он допустил. Прощаясь со мной, он с дружелюбной иронией пожелал мне успеха «в единоборстве с американскими заимодавцами».

Потом я не раз размышлял о странном затмении памяти у человека, почти каждое слово которого у нас в стране – да и не только у нас – считалось истиной в последней инстанции.