В нашей беседе задели мы, конечно, и неизбежную тему войны. Снова, как в кабинете Наххас-паши, я выслушал восхищенные оценки военных успехов Красной Армии и трудовых усилий советского народа. В свою очередь я положительно отозвался о действиях союзных армий в Северной Африке и в Италии, но в интересах истины упомянул и о теневой стороне ситуации. По мнению советских людей, добавил я, итальянская кампания протекает в слишком замедленном темпе и по своему стратегическому значению никак не компенсирует отсутствия второго фронта во Франции, открыть который союзники обещали еще в 1942 году.
Критические нотки в последнем замечании немного остудили моего пышущего благожелательностью собеседника. Напустив на себя хмуро-озабоченное выражение, он ответил, что хорошо понимает советскую точку зрения. До сих пор главная тяжесть войны падала на Советский Союз, и он, естественно, вправе рассчитывать на более активную помощь своих союзников. Однако затяжка с открытием второго фронта вызвана не чьей-либо злой волей, а серьезнейшими объективными причинами, о чем Советское правительство было в свое время информировано. Теперь же второй фронт, как он уверен, – дело ближайшего будущего.
Я искренне разделил эту его надежду. Но, оглядываясь в прошлое теперь, когда опубликовано столько документов и мемуаров о международной политике военного времени, я вижу, что вопреки убеждению посла – если оно не было наигранным – тогдашняя позиция Англии в вопросе о втором фронте не давала прочных оснований для его оптимизма.
Прощаясь со мною в том же сверхдружелюбном тоне, лорд Киллерн пожелал мне удачи в моей дипломатической деятельности и в устройстве на новом месте.
Устройство на новом месте, то есть подыскание особняка для посольства и жилья для сотрудников, было для нас в те дни задачей первостепенной важности. Содействие МИД не шло дальше рекомендаций нам ряда фирм, промышлявших куплей-продажей недвижимости, и посреднических контор по аренде домов и квартир. Винить его в недостаточной помощи было бессмысленно – ведь фондом свободных зданий египетское правительство не располагало. Нам не оставалось ничего другого, как договариваться с этими фирмами и конторами, срывавшими на своих сделках по аренде жирные куши.
Обстоятельства играли им на руку. В столице Египта располагалось командование британских вооруженных сил на Ближнем Востоке с их бесчисленными штабными и тыловыми учреждениями; здесь были расквартированы и сами войска всех родов оружия – английские, австралийские, новозеландские, англо-индийские, американские, польские. Каир служил местопребыванием британских имперских ведомств, чья обязанность заключалась в координации деятельности союзных военных и экономических организаций; здесь, наконец, обосновались два эмигрантских правительства с сопровождавшей их разношерстной толпой политических деятелей, придворной камарильей и аккредитованными при них дипкорпусами.
Для всех требовались служебные здания, виллы, квартиры.
Такое положение вещей не сулило нам ничего хорошего. Наркомфин СССР – страны, третий год ведущей небывалую по масштабам войну, – беспощадно экономил на всех государственных расходах невоенного характера. Наша скудная смета, составленная в Москве без учета спекулятивного бума на каирском рынке недвижимости, при первом же соприкосновении с реальностью затрещала по всем швам. Мы не желали сдаваться и упорно продолжали поиски таких зданий, которые позволили бы нам и помещение для посольства приобрести и смету соблюсти. Однако нас ждало полное фиаско, в чем мы убедились после многодневных разъездов по Каиру, осматривая десятки зданий и жестоко, но бесплодно торгуясь с дельцами из посреднических контор. Пришлось запросить дополнительных ассигнований. Так мы и сделали. Наркоминдел и Наркомфин вняли нашим настояниям – соответствующая статья сметы была увеличена, и к началу декабря посольство уже не было больше бесприютным.
Мы арендовали на полгода двухэтажный особняк какого-то паши, расположенный на левом берегу Нила. Это была западная окраина непрерывно расширяющегося Каира, где селилась преимущественно египетская аристократия, где отсутствовали деловые предприятия и правительственные учреждения (за исключением министерства земледелия). Район был тихий, утопающий в субтропической растительности.