Воспоминания Элизабет Франкенштейн

— А когда эти ученые мужи заглянули внутрь и увидели, как устроено тело женщины, — продолжала Серафина, — знаешь, к какому выводу они пришли? Они думают, что жизнь, развивающаяся в нем, возникает из их семени, и только из него. Они думают, женское тело всего лишь сосуд для вынашивания жизни, которую мужчины посеяли в нее. Они говорят, в мужском семени прячется целый крохотный человечек, который ждет, чтобы его поместили во чрево, — Она хрипло засмеялась, заставив Виктора поморщиться. — Можешь себе представить! Мужчины, никогда не видевшие, как ребенок появляется на свет, сочиняют подобные вещи и пишут об этом книги, чтобы другие мужчины прочитали. Вот так появляется «знание»! Подобные мужчины, безмерно гордящиеся собой, переписывают книги, авторы которых женщины, и выдают их за свои. Вот почему, на что Элизабет уже обратила внимание, женщины, появляющиеся на этих страницах, сплошь очаровательные куртизанки и рабыни, существа подчиненные. Здесь, в «Лавандовой книге», Soror всего лишь наложница великого господина. У нее нет ни имени, ни положения, ни души. Это может быть любая женщина, незнакомка, которая приходит и уходит той же ночью, исполнив прихоть господина, словно какая-нибудь шлюха. Но это совершенно неверно. Великое Делание может быть исполнено надлежащим образом, если только мужчина и женщина глубоко знают друг друга; они должны любить друг друга и дать обет верности. Должны подняться над плотским желанием, которое первоначально бросило их друг другу в объятия, чтобы они могли увидеть в нем более высокий замысел. Ты еще не готов к этому, Виктор. Было бы очень опасно учить тебя Полету с Грифоном прежде времени. Придет день, когда ты поймешь, что я имею в виду, говоря, что мужчина и женщина должны вместе держать зверя в узде или все рухнет — к огромному несчастью Soror, которой есть много чего терять.

— Я бы никогда этого не допустил, — запротестовал Виктор, не сдерживая раздражения.

— Это ты сейчас так говоришь, мой мальчик. Но Грифона нелегко укротить. В миг желания — о! — он полетит с тобой! Он яростен, как орел, и смел, как лев. Он может быть самым свирепым из всех зверей. Он убивает, рвет на куски и пожирает тех, кто не может справиться с ним. Мы, Виктор, имеем дело с пламенными страстями. С одной стороны — любовь, с другой — вожделение; по одну сторону — мудрость, по другую — буйная страсть. Людям нелегко отличить их. Даже ты, Виктор, можешь поддаться и пойти ложным путем. Это особенность твоей мужской натуры. Вот почему я так долго учу тебя; в тебе много такого, от чего ты должен отучиться — И, щадя его уязвленные чувства, добавила: — Элизабет тоже не готова для этого обряда. Хотя по иной причине. Скажу, по какой. В землях, где практикуют обряд Грифона, женщины учатся такому танцу, который делает их живот твердым, как железо, а самих их гибкими и ловкими. Те, кто овладевает этим танцем, могут извиваться телом изящно и энергично, как змея. Тем самым они укрепляют мышцы вот здесь, в глубине лона, и потому они одновременно и сильные, и нежные. Не многие женщины овладевают этим искусством, потому что оно требует долгих упражнений. Во многих землях эти вещи известны еще только проституткам; но когда-нибудь все женщины будут учиться им. Сейчас ты сам убедишься.

Она взяла руку Виктора и положила себе на живот; кончиками пальцев он касался ее кожи.

— Теперь дави, — сказала она, — Дави что есть силы. Посмотрим, как далеко вдавятся твои пальцы.

Виктор в замешательстве смотрел на нее. Она повторила просьбу, он послушно надавил. Сначала легко, потом сильней. И наконец со всей силой, на какую способен, но тщетно. Живот Серафины был тверд, как каменная стена.

— Вот видишь, Виктор, — сказала она. — Я — старая женщина, но эти мышцы так хорошо натренированы, что не поддаются руке никакого мужчины. И внутри, Виктор: я могла бы стиснуть мужской член как тисками. Или нежно ласкать его, как мать малыша. Я могу так разжечь мужчину, что он исполнит любое мое желание. Элизабет пока не способна на это. Она еще не обладает властью над мужчиной. Мы обсуждали это с ней; она понимает лучше, чем ты, Виктор, опасности, которыми грозит Грифон.

Я видела, как уязвлен Виктор. После он жаловался на то, что ему казалось ее невежеством.

— Она ничего не смыслит в науке, просто суеверная старуха. Порочит анатомов, которые научили нас всему, что мы знаем о человеческом теле. И откуда такая уверенность, что в мужском семени уже не содержится законченный ребенок? Ван Левенгук верил, что это так; неужели она считает, что знает больше его? В любом случае, не подобает повитухе оспаривать мнение врача, словно она лучше разбирается в подобных вещах.

Пока продолжались наши занятия с Серафиной, Виктор с неохотой пообещал ждать, когда она начнет готовить нас к обряду. Но теперь, после ее ухода, он почувствовал себя свободным от обещания.

— Зачем дольше ждать? Того, что мы уже знаем, больше чем достаточно для такого простого ритуала.