Читаем Воспоминания Элизабет Франкенштейн полностью

Дорогой отец!

За привилегию учиться у профессора Кремпе я бы ничего не пожалел; но я наконец встретился с профессором Вальдманом, твоим старинным школьным другом. И Кремпе, несмотря на всю свою гениальность, вдруг показался мне Иоанном Крестителем, посланным возвестить об истинном Мессии. Профессор Вальдман возвратился только на этой неделе, и я сразу отправился на его лекцию. Он совершенно не похож на своего коллегу. Если Кремпе резок до крайности, получает огромное удовольствие от острой полемики, то Вальдман – само благородство и благожелательность. Я еще не слышал столь благозвучного и мягкого голоса; лицо его выражает величайшую доброту. Он начинает лекцию с краткого экскурса в историю химии и разнообразных достижений людей науки, особо останавливаясь на открытиях, совершенных наиболее выдающимися из них: ван Гельмонтом, Шиле и Пристли. Но, дойдя до Лавуазье, он поет ему настоящий восторженный гимн.

– Вооруженные его органическим элементарным анализом, – объявляет Вальдман, – мы освещаем самые темные уголки, где может найти себе убежище суеверие; мы избавлены от всяческих невидимых флюидов и нематериальных субстанций. Начинается эпоха рациональной философии.

Затем он дает беглый обзор существующего состояния науки, завершая его похвалой в адрес современной химии, и слова ее врезались мне в память:

«Древние основоположники сей науки, или, скорее, ее нежизнеспособной предшественницы, называемой алхимией, обещали невозможное, но не исполнили ничего. Нынешние ученые обещают очень мало; они знают, что превращение металлов невозможно, а эликсир жизни – химера. Но эти философы, которым руки даны будто для того лишь, чтобы копаться в грязи, а глаза – чтобы корпеть над микроскопом или тиглем, творят подлинные чудеса. Они ведут себя не как робкие поклонники, ждущие у ворот дамы сердца, нет, они отбрасывают фальшивые церемонии и смело врываются туда, куда никому нет доступа, – в покои Природы, чтобы узнать ее сокровенные тайны. Они открыли, как циркулирует кровь, и состав воздуха, которым мы дышим. Они обрели новую и почти безграничную власть. Они могут повелевать громами и молниями небесными, воспроизводить землетрясение и даже бросать вызов невидимому миру. Приглашаю вас, молодые люди, принять участие в сем великом поиске».

Я сразу понял, что этот человек должен стать моим наставником, и поспешил нанести ему визит. В домашней обстановке он еще добрей и обаятельней, чем на публике, поскольку, читая лекции, он держится несколько официально, дома же он необычайно радушен и приветлив. Я поведал о своих давних увлечениях алхимией, как прежде профессору Кремпе. Когда я упомянул Парацельса и Василия Валентина, он снисходительно улыбнулся, но без намека на презрение, которое выказал Кремпе. Больше того, он проявил благородство.

«Это люди, – сказал он, – которым современные философы-энтузиасты обязаны основами своих знаний. Следует почитать их, несмотря на то что их учения отжили свое. Но позвольте поинтересоваться, герр Франкенштейн, смогла ли моя лекция избавить вас от предубеждения против современной химии?» Я поспешил ответить утвердительно и тут же попросил его совета относительно книг, на которые мне необходимо обратить внимание.

«В таком случае, – продолжал он, – я счастлив приобрести ученика, ибо герр Кремпе уже известил меня о ваших выдающихся способностях. Ни в какой другой области естествознания не совершено столько выдающихся открытий, как в химии, так что ее я и рекомендую вашему вниманию. Но если хотите быть подлинным ученым, а не просто рядовым экспериментатором, советую взяться за изучение всех прочих естественных наук, в особенности математики».

Наша беседа длилась менее часа, но его слова переменили мою жизнь. Тем вечером я чувствовал, что борюсь с достойным соперником, который перенастраивает одну за другой струны моей души, прислушиваясь к их новому звучанию, и вскоре я был захвачен одной мыслью, одним желанием, одной целью. «Столь многое уже совершено, – слышал я возбужденный голос моей души, – но я добьюсь большего, много большего. Идя по пути, проложенному предшественниками, я пойду еще дальше и раскрою глубочайшие тайны творения!»

Прошу, передай от меня привет всем в доме. Надеюсь, ты поймешь, если я не смогу приехать на каникулы. Все мое время, за исключением нескольких часов сна, отдано занятиям; часто заря уже гасит звезды, а я еще работаю в лаборатории. Так что не суди меня, если я буду вынужден отложить до весны счастье общения с тобой.

Твой вечно любящий сын,Виктор
Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальный бестселлер

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет — его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмельштрассе — Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» — недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.Иллюстрации Труди Уайт.

Маркус Зузак

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги