Воспоминания еврея-красноармейца

Именно такова еврейская судьба Виктора (Самуила) Ефимовича Кацперовского, 18-летнего уроженца Мелитополя. В армии он был командиром минометного взвода при кавалерийском полку (Изюм — Барвенковское направление). Летом 1941 года попал в плен, и как обрезанный еврей шансы свои на выживание оценивал не очень высоко. Тем не менее он боролся за жизнь и, проведя в плену 1041 день, — победил. В плену он скрыл и офицерство, и имя, назвав себя Виктором Андреевичем Карасевым из Ижевска. Непосредственно перед пленением он спорол кубики с петлиц[299] и присыпал в окопе документы землей: документы, видимо, нашли, потому что на перекличке в сборном лагере, где находилось несколько десятков тысяч военнопленных, выкрикнули и его подлинное имя. Он вздрогнул, но лежавший рядом с ним старшина Попов надавил своей рукой на его руку, и он не отозвался. Не выдали и бойцы из своего взвода, которым он, не задумываясь над последствиями, поведал об этом на одной из бесед сам. Перебывав в нескольких дулагах (Барвенково, Никитовка, Константиновка, Дружковка), Карасев-Кацперовский бежал с напарником из Дружковки в феврале 1943 года, но в ту же ночь их поймала полевая жандармерия и, сочтя за партизан, едва не расстреляла. В октябре того же года — новый побег (из лагеря в Михайловке, в 30 км от Кривого Рога). Прятались на хуторе Корниловка, но назавтра там появилась полевая жандармерия, и все мужское население согнали в большой сарай для того, чтобы через день отправить через Вознесенск в Германию. Судьба явно благоволила к нему, потому что дважды он благополучно прошел медицинский осмотр — в Польше (в Перемышле) и в Дрездене![300] Колоссальную опасность представляла для него и работа, которую ему дали, — литейный цех чугуннолтейного завода в г. Фрейталь около Дрездена. Не говоря уже о тяжести самого труда в литейке, — но чем же нехорошо столь горячее производство именно для еврея?! А тем, что каждый день после работы приходилось идти в общую душевую, — а что может быть для еврея опасней?..

Немало военнопленных, — а чаще всего даже не военнопленных, а окруженцев, — еще на родине расставались с формой и выдавали себя за гражданских, в каковом качестве и попадали в Германию — остарбайтерами.[301] Среди таких, естественно, обнаруживались и евреи, в частности, Алексей Иосифович Цирюльников, родившийся в 1921 году в Ленинграде. В сентябре 1940 года его призвали в армию, на западную границу, и начало войны он встретил на бронепоезде в районе г. Станислава. Попав в окружение, пошел на восток пешком, его догнали румыны — отпустили, потом не попали в стогу штыками немцы. Свою форму он обменял на гражданскую одежду, но ночевать его никто не брал И так дошел он почти до Проскурова, где в середине октября все-таки попал в плен.

«Большевики и евреи, вперед!» — двое вышли, и их тут же расстреляли. А остальных погнали в деревню, на ст. Ермолинцы (ночлег в пакгаузе, потом несколько дней грузили ящики с продуктами). Потом пешком погнали в Проскуров, лагерь в конюшне. На регистрации он взял имя своего воронежского друга — Алексея Меняйлова. Работали на строительстве дороги, а сам он на аэродроме ухаживал за лошадьми. Овсяное питание его и спасло. Недели через две в лагере начался тиф — голодно, холодно, трупы под навесом, — оттуда в овраг. В ноябре, в снег, бежали под видом трупов — но поймали полицаи и отвели, — но не в лагерь (там беглых расстреливали), а в полицию. Оттуда — вместе с гражданскими — его отправили в Германию и, через транзитный лагерь под Брестом, привезли в Австрию, в район Линца. Там его и зарегистрировали как остарбайтера. Там он провел всю войну, на строительстве азотного завода и на металлургическом заводе Герман-Геринг-Верке, побывал и в штрафлагерях.[302] Но он все же не был расстрелян. Его спасло до известной степени и то, что на остарбайтеров в Рейхе боевой приказ № 9 Гейдриха, разумеется, не распространялся, и как гражданского его не подвергали селекции.

Еще причудливее судьба Леонида Котляра — еще одного военнопленного («пленяги», как он выражается) и остовца в одном лице.[303] Разумеется, и среди миллионов гражданских остовцев и остовок тоже были свои потаенные евреи и еврейки, спасающиеся в самом логове своих палачей — в Германии. Контингенты угнанных формировались по географическому признаку и не перемешивались так сильно, как у военнопленных. Поэтому риск быть разоблаченными не отпускал их и в Германии, так что страха и драматизма их исковерканным судьбам не занимать.

Впрочем, не занимать драматизма и историям тех гражданских евреев, что еще на родине сумели выдать себя за «остарбайтеров» и спасались в той же Германии.

Так, из-за болезни отца вся семья Али Кудрявацкой[304] осталась в оккупации и сполна испытала на себе все прелести и национальной, и трудовой политики нацизма. В письме, приложенном к анкете общества «Мемориал», она так описывает свою судьбу: