Воспоминания еврея-красноармейца

«…Рядовые солдаты относились неплохо. Но вскоре пришли головорезы СС. Вот здесь и начались наши муки.

У кого что было, должны были все отдать. Теплую одежду, обувь, приемники — в общем, все… И вот однажды велели всей молодежи (еврейской) собраться на рынке. Там большая площадь. Выстроили по группам. Мужчин погрузили на машину и увезли, после не возвратились. Девушек и подростков по одной били палками. Я тоже испытала. Один опустит палки, другой подымет. Так били до бессознания и бросали. После, когда побили всех, выпустили на площадь и дали команду бежать, а вслед выстрелы. После этого вскоре, т. е. в конце лета 1941 года, стали евреев сгонять в гетто. Туда попали мои родители и младший брат, а я и брат, еще три девушки и один парень бежали. Бежали куда глаза глядят. Так мы шли и дошли до Кричева. Нас задержали немцы. Думали, что партизаны. Подержали, допрашивали, и тут я выдала себя за Дмитриеву Валю. Брата забрали в лагерь, а нас, девочек, отпустили. Так я брата и не видела и не знала, что и как он. Только после войны встретились. А меня взяла к себе одна женщина. Я пошла с ней. Не помню точно, как называлась деревня, Красное или как — не помню. И вот по ночам к ней приходили люди, а я боялась всего на свете, взяла, да и ушла от нее. А уже глубокая осень. Холод и голод, и сказать боишься, кто ты и откуда. Так я пришла в деревню Кокотово Могилевской области Мстиславский район, и взяли меня к себе две женщины. Мать и дочь, и у дочери был сын трех лет. Так я жила у них до лета 43 года. А в 43 г. угнали в Германию, вы не представляете, сколько горя и страха я пережила. Перед тем как увозить, нас собрали в сельсовете и увезли в г. Мстиславль, где я жила, и рядом с моим домом оставили на ночлег. В комиссии была врач Борисевич (с ее сыном я училась), но никто меня не узнал или делали вид, и потом нас увезли на станцию (Ходосы, кажется), в товарные выгоны погрузили. Таким образом я оказалась в Германии. Но видно, есть Бог на свете. В перевалочном пункте долго не держали, и я попала к хозяину. Работали на полях и дома. Он, хозяин, дома не был, работал в какой-то партии, кажется «СС». Кормили удовлетворительно. Так я осталась в живых и под страхом, как бы не выдать себя».[305]

Киевлянке Норе Идзиковской достаточно было скрыть происхождение только матери: ее отец был поляком. А мать? Не только среди немцев, но и среди «своих» всегда находились охотники или охотницы вывести ее как «жидовку» на чистую воду. После одного из разоблачений она бежала из рабочего лагеря, была поймана и отправлена в Равенсбрюк.[306]