Воспоминания фаворитки [Исповедь фаворитки]

Дорогой Болл!

Пришлите “Голиаф” прямо ко мне, а также прикажите Фоли крейсировать мористее Мессинского маяка в ожидании дальнейших распоряжений. Весьма возможно, что там он меня встретит — меня и других. Положение этой страны как нельзя более прискорбно, здесь почти все сплошь либо предатели, либо жалкие трусы. Да благословит Вас Господь! Держите все в секрете, однако предупредите Фоли, что к Неаполю следует приближаться с большими предосторожностями. Из Англии я ничего не получал; здесь со мной “Алкмена” и португальцы. Весь двор шлет Вам нежные приветы вслед за Вашим другом

Горацио Нельсоном.

Куттер “Флора” погиб, и у меня нет ничего, что я бы мог к Вам послать. Вы не могли бы отправить ко мне “Поджигателя”? Но главное, никаких неаполитанских судов! В их флоте одни предатели[51], в общем, сплошное разложение».

Из выделенных мной слов можно заметить, какова была ненависть английских моряков к неаполитанским, а также угадать первые вспышки ревности Нельсона к Караччоло — ревности, имевшей для Караччоло столь роковой исход!

Нельсон отдал мне эти письма, я же их вручила сэру Уильяму, чтобы он пояснил королеве некоторые места, которые она могла не понять. Нельсон имел обыкновение изъясняться в письмах так лаконично, что это подчас делало их непонятными даже для его соотечественников, не говоря о тех, для кого английский язык был иностранным.

В то время как королева с помощью сэра Уильяма разбирала два приведенных выше письма, Нельсон задумчиво вертел в руках перо, казалось размышляя, писать ли третье письмо.

Наконец он решился.

«Лорду Спенсеру.

Неаполь, 10 декабря 1798 года.

Дорогой лорд!

Позвольте мне в двух словах сообщить Вам, что здесь происходит.

Неаполитанская армия наголову разбита французами, и победители не замедлят добить беглецов в Неаполе. В сих печальных обстоятельствах королева взяла с меня слово, что я не покину ее вплоть до наступления лучших дней. Король прибыл прошлой ночью вестником собственного поражения. По-видимому, его преследовали, и весьма упорно, так что ему даже пришлось поменяться одеждой со своим камергером: Вы понимаете, что до подобной крайности его могла довести только серьезная опасность.

Таким образом, я надеюсь, что Адмиралтейство не сочтет неуместным, если я останусь подле королевы, тем паче что я, как уже было сказано, связал себя словом. Помогите мне Вашим высоким авторитетом его сдержать, даже если с моей стороны было неосмотрительно дать его. Как только мне станут известны более исчерпывающие сведения, я сообщу Вам о них.

С чувством глубокого уважения остаюсь Вашим преданным слугой.

Г. Нельсон».

Эти три письма предусматривали все возможные повороты событий. Королева поблагодарила Нельсона, и, поскольку первые необходимые меры были приняты, все стали ожидать дальнейшего несколько спокойнее.

Королевский совет не принял никаких определенных решений. Ему было тем труднее это сделать, что в конечном счете Совету было известно лишь то, о чем знал сам король: что неаполитанская армия разбита и обращена в бегство. Тем не менее, Совет выпустил воззвание, двусмысленные выражения которого плохо прикрывали истинные факты, и его немедленно расклеили по всем стенам.