Воспоминания фаворитки [Исповедь фаворитки]

Это путешествие, кроме сопряженных с ним опасностей, было еще и весьма утомительным: пришлось трястись по скверным дорогам в дрянном экипаже, вместо того чтобы скользить по глади моря, в июле почти неизменно мирного, и пользоваться всеми удобствами хорошей каюты. А потом, проделав сотню льё в подобных условиях, надо было еще плестись на какой-нибудь австрийской полакре либо далматинском рыболовном суденышке до самого Триеста! Поэтому лорд Нельсон до последней минуты высказывал свое неодобрение такому способу путешествовать: как истый моряк, он полагал, что куда удобнее было бы мимо южной оконечности Калабрии выйти в Адриатику на борту «Александра», то есть воистину по-королевски. Насчет меня самой могу признаться, что я предпочитала морскому путешествию сухопутный, сколь бы утомителен он ни был. Ну а сэр Уильям был так болен, что, по его собственным словам, не надеялся живым добраться до Анконы, однако, храня верность королеве, готов был рискнуть всем, даже жизнью, только бы последовать за ней.

Итак, мы отправились в путь.

Чтобы из Ливорно попасть во Флоренцию, мы затратили двадцать шесть часов из-за того, что нам пришлось петлять по дорогам, так сказать, предпринимая марши и контрмарши, чтобы избежать встречи с французами. Возле Кастель Сан Джованни наш экипаж опрокинулся. Сэр Уильям слегка ушиб колено, у меня было вывихнуто плечо, и мне его вправил деревенский врач, заставив претерпеть ужасные муки во все то время, пока каретник колдовал над разбитым колесом (правда, он действовал столь поспешно, что злополучное колесо вновь сломалось уже в Ареццо).

Но, поскольку приближались французы, а новая починка требовала не менее двух дней, мы решили нанять другую карету, первую попавшуюся, для лорда Нельсона, сэра Уильяма и меня. Наши слуги, персоны незначительные, могли не бояться беды, если и попадут в руки французам, и мы оставили их, условившись, что они догонят нас позже, когда карету исправят.

Мы продолжали ехать на почтовых по ужасным дорогам среди картин такой нищеты, что ее невозможно описать.

Королева, прибыв в Анкону, обнаружила, что в порту ожидает австрийский фрегат «Беллона», готовый принять ее на борт вместе со свитой. Желая отплыть как можно скорее, она в тот же день обосновалась на борту, но, едва устроившись, засомневалась, остаться ли ей на этом корабле. Через три дня, когда мы прибыли, она все еще колебалась: ей бы хотелось, сказала она нам, попросить защиты и приюта у русской эскадры, состоящей из трех фрегатов и брига. Нельсон, не слишком доверявший австрийскому флоту, поддерживал ее в этом замысле. К тому же, поскольку, для того чтобы оказать достойный прием королевскому семейству и сопровождающим его лицам, австрийскому фрегату пришлось уменьшить количество своих пушек до двадцати четырех, а французы беспрепятственно хозяйничали у берегов Далмации и могли с флотилией лодок взять «Беллону» на абордаж.

Однако, к несчастью, фрегат, на котором плавал командующий русской эскадры, вовсе не был приспособлен к той чести, какую королева ему оказала: командующему не оставалось ничего иного, кроме как уступить королевскому семейству свою каюту, поэтому нам пришлось сесть на другой корабль.

Сэр Уильям был так плох, что все врачи объявили его безнадежным больным: самый снисходительный из них сказал, что до Триеста он еще, может быть, доберется, но до Вены уж никак не дотянет.

Вопреки всяким ожиданиям, когда мы достигли Триеста, моему бедному супругу после нескольких дней приятного путешествия стало немного легче, и остаток пути прошел как нельзя лучше.

В Вене благодаря живейшей привязанности ко мне королевы я была великолепно принята императрицей, ее дочерью, да и всем императорским семейством.

Выздоровление сэра Уильяма, растянувшись на полтора месяца, задержало нас в столице Австрии более, чем то соответствовало нашим планам, но нимало не омрачило удовольствия, которое мне доставили празднества, что давались в мою честь: сэр Уильям настоял, чтобы я появлялась в свете с лордом Нельсоном совершенно так же, как если бы он сам оставался здоров и мог нас сопровождать.

Действительно, королеве Марии Каролине было самое подходящее время появиться в Вене, чтобы отстаивать свои интересы: в ее отсутствие о них никто не заботился.

Это побудило королеву принять одно важное решение.

Видя, что император Франц не сделал ради нее никаких оговорок в соглашении, а англичане защищают Сицилию, порты которой могут быть им полезны, но покинули Неаполь, ничем их не прельщающий, она надумала отправиться в Санкт-Петербург и просить поддержки у императора Павла I.

Этот демарш, как королева и надеялась, увенчался успехом. Павел вследствие переменчивости, свойственной его странной натуре, в то время пребывал в наилучших отношениях с Бонапартом, и тот, усердно оберегая расположение столь могущественного друга, готов был исполнить все, о чем бы ни попросил его император.