Воспоминания фаворитки [Исповедь фаворитки]

— Сара.

— Не правда ли, как странно, Арабелла? — заметил рисовальщик. — Те же имена, что у моих детей!

И, помолчав, он добавил со вздохом:

— В последний раз, когда я их видел, им было столько же лет, как этим…

Задумавшись, он, кажется, совсем забыл о своем рисунке.

В это время взгляд дамы случайно остановился на мне. Ее глаза так и впились в мое лицо.

— Право, — пробормотала она, — что за блистательное создание! Да взгляните же сюда, Ромни!

И она положила ему руку на плечо, стараясь отвлечь от печальных мыслей. Он помотал головой, словно прогоняя горестные воспоминания.

— Что вы сказали, Арабелла?

— Я говорю, что вам лучше бы не оглядываться каждую минуту назад, а взглянуть на то, что перед вами.

Художник взглянул на меня и, казалось, остолбенел от изумления.

— Подойдите сюда, мисс, — сказала мне дама, — и позвольте нам рассмотреть вас как следует. Вы так хороши, что глядеть на вас одно удовольствие.

Мое лицо вспыхнуло румянцем стыда, но сердце так и запрыгало от радости. Это было совсем не то, что похвала маленького пастушонка, назвавшего меня красивой, или придирки взбалмошных пансионерок, которые оттого и смеялись над моей неловкостью, что я показалась им слишком красивой. Теперь леди и джентльмен, настоящие городские господа, восхищались мной, и искренне, без оговорок!

Я сама не заметила, как подошла поближе.

Художник протянул мне руку, и в ответ я подала свою.

— А что за ручка! Я не говорю о том, какова она сейчас, но какой обещает стать! Посмотрите-ка, Арабелла.

— О, будьте уверены, что я любуюсь ею с таким же наслаждением, как вы, Ромни. Благодарение Богу, я не завистлива. Вы разрешите узнать ваше имя, мисс?

— Меня зовут Эмма, сударыня, — отвечала я.

— А сколько вам лет? — спросил художник.

— Должно быть, около четырнадцати, сударь.

— Как? Вы не знаете собственного возраста?

— Матушка никогда не называла мне его точно.

— Право же, это наверняка дочь какой-нибудь герцогини, — заметил Ромни.

— Нет, милорд, — возразила я. — Моя мать простая крестьянка.

— А эти малыши, — спросила дама, — они ваши брат и сестра?

— Нет, миледи, меня взяли в дом их дедушки, чтобы я заботилась о них и обучала их чтению и письму.

Склонясь к художнику, дама шепнула ему на ухо:

— Подумать только, Ромни, какую карьеру она бы сделала в Лондоне с таким-то личиком!

— Замолчите, искусительница! Вы же погубите девочку!

Он обернулся ко мне:

— Мисс Эмма, не соблаговолите ли вы оказать мне величайшую любезность?

— Охотно, сударь, — отвечала я. — А какую?

— Потерпите минут пять, сделайте милость, чтобы я мог сделать с вас набросок.

— С удовольствием, сударь.

— В таком случае оставайтесь в том же положении, как и сейчас.

Я замерла. Он слегка повернулся на своей скамеечке, и меньше чем минут за десять прелестная акварель была готова.

Пока он работал, я с жадностью следила за каждым движением его кисти.

Закончив, художник показал мне набросок:

— Вы узнаете себя?

— О, — вскричала я, вновь краснея, на сей раз от удовольствия, — этого не может быть, я не настолько красива!

— Вы еще в тысячу раз лучше! Но знаете, Арабелла, для того, чтобы передать эту прозрачность кожи, воспроизвести блеск этих влажных глаз, эту пышную волну волос, нужны масляные краски… Приезжайте-ка в Лондон, мисс! Когда жизнь в провинции вам наскучит, за один-единственный час, если вы соблаговолите мне его уделить, я заплачу вам столько же, сколько вы получаете за год воспитания этих двух ребятишек.

— После этого попробуйте назвать меня искусительницей, Ромни!

— Вы тоже можете что-нибудь предложить ей, Арабелла, я не стану вам мешать.

— Если вы приедете в Лондон, мисс, и если согласитесь удовлетвориться местом компаньонки с жалованьем десять фунтов в месяц, я буду счастлива взять вас к себе… Ромни, дайте-ка мне листок бумаги и карандаш.

— Что вы собираетесь делать?

— Дать этой прелестной крошке свой адрес.

— Зачем? — обронил Ромни, пожимая плечами.

— Кто знает, — промолвила Арабелла.

— И у вас хватит отваги, чтобы держать при себе такую красавицу?

— Почему бы и нет? — с вызовом отвечала дама. — Я из тех, кто ищет сравнений, вместо того чтобы бегать от них.

И, повернувшись ко мне, она прибавила:

— Вот мой адрес, мисс. Сохраните его на всякий случай.

На бумаге было написано: «Мисс Арабелла, Оксфорд-стрит, 23». Я взяла ее, не совсем понимая, что мне с ней делать, да, собственно, и не собираясь ее использовать. Но, может быть, и Ева некогда так же взяла яблоко, вовсе не имея намерения его съесть.

— Идемте, Ромни, — произнесла молодая женщина, увлекая художника к лодке. — Нас ждут в Парк-Гейте через час, а надо еще пересечь весь пролив.

Художник встал, бросил золотую монету к ногам крестьянки, позировавшей ему, и, проходя в двух шагах от меня, проговорил:

— Приезжайте в Лондон, мисс, вам там будет хорошо… а если не приедете, будет еще лучше. А пока, — он махнул рукой, — прощайте… или до свидания!

— До свидания! — крикнула Арабелла, садясь в лодку.

И хрупкая посудина стремительно заскользила по воде, гонимая усилиями четверых гребцов.

Погруженная в глубокую задумчивость, я двинулась с детьми к дому.

IV