Воспоминания гермафродита

В одиннадцать часов обед, потом перемена для молодых пансионерок и экстернов. За это время мы едва успевали выполнить утренние задания. С часа до половины пятого мы занимались математикой, чтением и французским языком. Некоторые дни были отведены для занятий вокальной музыкой и рисунком. Начиная с пяти часов, мы были свободны, однако продолжали работать, и надо сказать, что это не было для нас в тягость. Мы не теряли ни минуты. Если получалось так, что мы опережали программу обучения, мы пользовались этим либо для того, чтобы заняться шитьем, либо для разрешения новых сложных вопросов. Вот почему мы добивались быстрых успехов. Мое отвращение к рукоделию все усиливалось. Иногда я спрашивал себя, как бы я поступил, если бы однажды мне пришлось признаться своим ученицам в полной неспособности к этому. Пока мои подруги совершенствовались в подобных занятиях, я предавался своему любимому развлечению, то есть чтению.

Летом, если погода позволяла, после ужина мы отправлялись на прогулку по берегу моря. Нас сопровождали монашки, которые нам нисколько не докучали. У стен нашего заведения, отделенный от него всего лишь земляной насыпью, простирался огромный, почти всегда пустынный пляж. Разбушевавшаяся стихия частенько обрушивала на эту дикую часть побережья сильнейшие ураганы, после которых оттуда открывался особенно великолепный вид. В этой пустынной местности нередко громыхали воистину устрашающие грозы, которые даже представить себе трудно.

Однажды я присутствовалапри подобном ужасном зрелище, забыть которое не в силах и по сию пору.

Это было где-то в середине июля.

Днем стояла изнуряющая жара. Ни малейшего дуновения свежего ветерка не ощущалось в воздухе, который даже к вечеру оставался знойным. Как обычно после ужина мы вышли на часовую прогулку по земляному валу. В этот момент все вокруг резко переменилась. С моря внезапно подул сильный ветер, а на горизонте появились черные тучи.

Стало ясно, что вскоре разразится буря.

Я торопился вернуться домой, потому что с тех пор, как я прибыл в Д., гроза вызывала во мне страх. Однако до того дня ничего подобного переживать мне не случалось. Текла опиралась на мою руку, дрожавшую, несмотря на все мои усилия это скрыть.

Мы уже собирались в обратный путь, когда ужасная вспышка буквально пригвоздила меня. Небо разверзлось, извергнув молнию, которая упала в нескольких метрах от того места, где мы находились, однако не оставив после себя никакого следа.

Я былав ужасе. Однако ураган еще не набрал полную силу.

К полуночи его мощность увеличилась. Молнии сверкали одна за другой, все быстрее, освещая дортуар, так что горевший там ночник был совершенно лишним.

Никто не спал. Две монашки, отодвинув занавески на кроватях, вслух читали молитвы, которые повторяли некоторые мои подруги.

Монотонные звуки этих голосов, смешанные с нарастающими раскатами грома, были невыразимо тоскливыми.

Накрыв голову одеялами, я дышал с трудом. Чувствуя, что больше не выдержу, я немного высвободился и посмотрел вокруг.

Ученица, находившаяся рядом со мной, была не так напугана, она встала и подошла, чтобы меня успокоить.

Когда пугающий свет озарил все помещение, я схватил ее за руку.

Затем тотчас же последовал грохот, подобного которому мне не приходилось слышать никогда.

В то же время окно над моей кроватью с шумом распахнулось. В полном смятении и тоске я вскрикнул, и мой крик в этой обстановке прозвучал как предвестник настоящего несчастья.

До того, как кто-либо успел понять, что происходит, я перескочил, сам не знаю как, через кровать, отделявшую меня от моей наставницы.

Как будто пораженный электрическим разрядом, я упал вне себя на руки сестры Мари дез Анж, которая не смогла высвободиться из моих неожиданных объятий.

Ее руки обвивали мою шею, в то время как моя голова с силой прижималась к ее груди, прикрытой лишь ночной сорочкой.

Когда первый испуг прошел, сестра Мари дез Анж тихонько напомнила мне, что я не одет. Конечно, я не думал об этом, но сразу все понял.

Я была вся охваченанепонятными ощущениями и сгорала от стыда.

Мое положение невозможно было описать.

Возле кровати стояло несколько воспитанниц, они смотрели на эту сцену и объясняли мое нервное возбуждение исключительно страхом… Теперь я не решался ни встать, ни взглянуть на внимательно рассматривавших меня девушек. Мое искаженное лицо было мертвенно бледным. Мои ноги подгибались.

Охваченная жалостью, моя чудесная наставница пыталась приободрить меня. Я упалана колени, положив голову на кровать. Моя наставница попыталась приподнять ее одной рукой, положив другую на мой лоб. Я почувствовал, что эта рука обжигает меня.

Я резко отстранил ее и прижал к губам с незнакомым мне доселе ощущением счастья. В любое другое время она бы упрекнула меня за эту фамильярность, которой она никогда не переносила. Однако она только убрала руку, попросив меня вернуться на свою кровать.