Воспоминания гетмана

В этот день я, во-первых, получил подробное извещение от барона Штейнгеля из Берлина, в котором он давал подробный отчет о том, что в Германии произошла революция и что императорская власть свержена. С другой стороны, некоторые украинцы принесли мне прокламацию Украинского Национального Союза, в которой они созывали на 17 ноября Украинский Национальный Конгресс, причем из рассмотрения программы и предстоящих прений и из состава самого Конгресса я понял, что дело ясно и определенно идет о свержении гетманства. Учитывая, что, с одной стороны, наша армия имеет лишь одни кадры, и потому мало на нее можно рассчитывать, что, с другой стороны, эти объединенные украинские партии представляют громадный аппарат для распропагандирования своих идей среди населения, третье, что от немцев, теперь во всяком случае, максимум что можно ожидать, это нейтралитета, во всяком случае, не активных действий против врагов гетманства, я пришел к заключению, что мне оставалось принять одно из двух решений. Или стать самому во главе украинского движения, постаравшись захватить все в свои руки. Исполнение рисовалось таким образом, что я сам бы объявил о созыве Национального Конгресса, причем состав членов изменил бы, дополнив его членами не одних только левых партий. Тогда я, так сказать, мог бы изменить все те решения, на которые рассчитывали Винниченко и компания, и хотя, если можно так выразиться, общипанный мог удержаться у власти. Помню, Палтов, с которым я говорил по этому поводу, был сторонником этого решения. Он находил это целесообразным и красивым, хотя рискованным. Я лично мало верил в успех при этом решении, так как еще утром я получил уведомление, что был раскрыт весь заговор восстания при аресте начальника части моей охраны, полковника Аркаса. Из его сообщения выяснялось, что конгресс конгрессом, а восстание все равно вспыхнет. Ясно, что тут никакие изменения в составе конгресса не изменили бы положения, а вместе с тем я боялся, что, став на путь уступок, мне придется сделать их целый ряд, причем я буду в руках людей, которые (для меня не было никакого сомнения) поведут Украину к гибели. Другое решение было – решительно закрыть Конгресс и опереться в Киеве на все те офицерские формирования, о которых я говорил выше, а если надо, то объявить всеобщую офицерскую мобилизацию. В одном Киеве у нас было до 15 тысяч офицеров. А затем по минованию надобности я твердо решил вновь выправить государственный корабль по тому пути, которого я придерживался всегда и от которого я никогда не отказывался. Я считал это проще, и это сулило лучшее разрешение конфликта. На следующий день я видел много украинцев. Лично я не был вообще против выявления украинцами своих пожеланий, но находил лишь момент совершенно несвоевременным. Я понимал, что весь этот Конгресс не явится собранием, которое сможет остановиться, вырешив определенные вопросы, а что начнется анархия. В этом духе я и говорил украинцам, и многие, не только отдельные личности, но и целые партии, вполне с этим соглашались. Немцы стояли за Конгресс. Они вообще смотрели на этот вопрос чрезвычайно мрачно, они усматривали в этом стремлении его созыва не попытку к свержению гетманской власти определенными партиями, а считали это желание народным. Винниченко, нужно отдать ему честь, ловко сумел их обработать.

В этих переговорах прошло несколько дней. В это самое время ко мне пришло несколько лиц, к которым я питал безусловное доверие и называть которых теперь я считаю преждевременным, причем одно из них привезло ко мне тоже лицо, занимавшее вполне определенное положение. Это лицо мне заявило (причем, все это было подтверждено многими вескими аргументами), что Entente-a, и в особенности Франция, которая является главным деятельным государством из числа держав Согласия на Украине, не желает решительно говорить с украинским правительством, пока оно стоит на точке зрения «самостийности», и что только федеративная Украина может иметь успех у них; что на днях приезжает уполномоченный представитель держав Согласия, который войдет в переговоры только при ясно выраженном новом курсе украинского правительства.

10-го или 11-го числа из Ясс прибыл целый ряд лиц, между ними и украинцы, а также мои личные агенты, и все подтвердили то же самое. Они же мне сообщили, что представитель Украинского Национального Союза совершенно не был принят представителями Entente-ы. Причем, в случае федеративного жеста с моей стороны немедленно же обещалось прибытие войск держав Согласия. Этому я не поверил, во всяком случае, рассмотревши карту, решил, что если войска и придут, то придут слишком поздно. Да они в то время мне и не особенно были нужны, если бы, я думал, приехал хотя этот самый Эно и категорически заявил бы немцам требование Entente-ы защищать мое правительство, дело было бы выиграно.