Воспоминания (Из книги «Частное владение»)

По мере того как работа над романом близилась к концу, я вновь и вновь возвращался к своей давней мечте поехать в Париж. Чтобы подготовить этот первый в жизни «побег» из дома, мне пришлось усиленно заняться французским. На одной вечеринке я познакомился с молодым человеком, моим ровесником, носившим английскую фамилию, несмотря на свое французское происхождение. Он часто приглашал меня к себе, в дом на соседней улице Гандушер, где собирались его соотечественники и каталонцы, проживающие во Франции, и у меня была прекрасная возможность практиковаться в языке, совершенствовать произношение и запас слов. Там я впервые услышал Брассанса и чудесный голос Пиаф, поразивший меня, как поражает наше воображение всё неожиданное. Проявив упорство и настойчивость, я вскоре достиг желанной цели — начал понимать слова ее песен. Освоив сложный язык романов и рассказов Сартра, я почувствовал, что могу смело взяться за осуществление плана, задуманного еще в отрочестве. Подобное состояние души и ума объясняет, почему мой первый роман, впоследствии прекрасно переведенный на французский Морисом Эдгаром Куандро, в переводе читался гораздо лучше, чем в несовершенном испанском оригинале. Несколько лет назад, переделывая текст «Ловкости рук», чтобы включить ее в помпезное собрание сочинений, я спотыкался на каждой строчке, пока не понял, что должен вновь перевести роман, но уже на испанский с французского, на котором эта книга была бессознательно задумана. Мое физическое присутствие в Испании, не считая двух кратких поездок в Париж, продлится до пятьдесят шестого года, но в мыслях и мечтах я давно уже жил за ее пределами. Не нуждаясь больше в переводах, прибывших из Буэнос-Айреса, я читал исключительно по-французски — Пруста, Стендаля, Лакло и других писателей самых разных направлений. Такой фильтр на многие годы отдалит меня от поэзии и прозы на родном языке, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но литература всегда была и будет царством неожиданности; моя страсть к ней, опустошительная, словно прыжок в пропасть, в один прекрасный день бросит меня в магические объятия испанского, действуя под влиянием той же неведомой силы, которая позволит мне найти в сексе дерзкое подтверждение моей истинной сущности.

Тем летом я напряженно работал над романом, лишь иногда выкраивая время, чтобы прогуляться по китайскому кварталу[30] и посетить портовые бары. Рукопись была почти готова, и в сентябре я отдал ее машинистке. До получения заграничного паспорта — в котором раньше мне отказывали так же грубо, как героине «Консула» Менотти[31],— оставалось потерпеть считанные дни — я уже заполнил все бумаги и покончил с необходимыми формальностями. Когда паспорт оказался наконец у меня в руках, я отнес роман в издательство «Дестино» точно в срок для подачи произведений на соискание премии, имени «Надаля». Отец уже смирился с моим отъездом в Париж: он готовил рекомендательные письма каким-то дальним родственникам и предостерегал меня от искушений и опасностей: француженки так безнравственны, сын мой, нужно иметь стальную закалку, чтобы устоять перед ними. С незначительной суммой денег, полученных от деда — чей доход после финансовых неудач составляла пенсия от Депутации, — а также от перепродажи книг (запрещенных романов, изданных в Буэнос-Айресе), я отправился в Париж и там, в удалении, ожидал исхода моего первого литературного выступления.