Воспоминания (Катакомбы XX века)

Вот в таком служении пребывали священники, лишенные возможности внешне участвовать в церковной жизни, но продолжавшие свое пастырское служение, тесно соединившись с паствой в одну общую семью под нависшими грозовыми тучами.

Началась война. Общение стало затруднительным. Плохо ходили поезда, на въезд в город и выезд нужно было иметь письменное разрешение и т.п.

19 февраля 1942 года в Загорске умер о. Серафим. О. Петр совершил над ним чин погребения. Похоронили батюшку под домом, под тем местом, где помещался престол его домашней церкви. Все это было сделано негласно. Осиротела его паства. Другие священники приняли на себя руководство частью паствы о. Серафима.

О. Петр, приняв на себя руководство частью паствы, сам как-то вырос, прошла его застенчивость. Пришло время применить весь накопленный им в молитвенной тиши духовный опыт. Насколько он был мудр и духовен, свидетельствуют его духовные чада.

Сам лишившись духовника, о. Петр стал приезжать в Болшево, где в это время жил о. Иеракс. Его приезд всегда вызывал радостное чувство. Он был каким-то очень мягким, и со всеми у него установились очень теплые отношения. Всех объединяло одно общее дело, одинаковое положение и сознание того, что в каждый час наши пути могут разойтись, и каждый должен будет в конце концов один понести свой крест.

Это случилось в ноябре 1943-го. В Болшеве был арестован о. Иеракс и я с ним. В Загорске арестовали о. Петра и монахиню Ксению, духовную дочь о. Серафима и хозяйку дома, где он жил. Все мы находились во внутренней тюрьме МГБ. Начались допросы. Мое "дело" в основном было связано с о. Иераксом. Но однажды следователь в моем присутствии просматривал дело о. Петра.

- Посмотрите, какая у него физиономия - настоящий торгаш, - сказал он, показывая мне фотографию батюшки.

Фотография была неудачной. Лицо о. Петра, как-то поднятое кверху, казалось широким, а ворот свитера доходил да подбородка, скрадывая шею. Конечно, это не красило его. Я заметила, что никто еще не выбирал себе физиономии, - довольствуясь тем, что Бог послал. Это было началом разговора. У о. Петра был другой следователь, а моему поручили снять с меня допрос о нем. Почему-то он это делал неохотно.

- Вот почему он, вернувшись из ссылки, не стал открыто служить в церкви, а маскировался под служащего? - ворчал следователь.

- По-моему, он не маскировался, а действительно работал на фабрике бухгалтером, - ответила я.

- А почему он не стал служить в церкви?

- Спросили бы его об этом.

- А Вы-то как думаете?

- А я вообще об этом не думала.

- Ну, так подумайте теперь.

- Может быть, он не хотел снова совершать вояж, из которого только что вернулся? - предположила я.

И следователь, в общем-то неглупый человек, написал в протоколе, что "Шипков не хотел служить в церкви, потому что боялся снова быть арестованным".

На следующий день он снова вызвал меня и сказал, что протокол надо переписать.

- У нас не арестовывают священников за служение в церквах, - пояснил он.

Я снова подписала протокол без этой фразы.

В августе 1944 года в пересыльной тюрьме мне удалось увидеть о. Иеракса и владыку Афанасия. О. Петра я не встретила, он присоединился к ним позднее, и все трое уехали в Мариинские лагеря, в Кемерово. Через несколько дней и меня отправили в Рыбинские лагеря.

До 1946 года я регулярно переписывалась с дорогими святителями и знала все об их жизни. Сначала все трое работали в поле, а затем были сторожами, дневальными. И все время совершали богослужения. Лагерное начальство относилось к ним хорошо. Но после 1946 года им пришлось расстаться. Владыка и о. Иеракс были переведены в Москву, во внутреннюю тюрьму, а впоследствии в Потьму, в Темниковские лагеря. О. Петр остался в Мариинске.

Я из Рыбинских лагерей была переведена в Куйбышев, предварительно побывав во внутренней тюрьме, и переписка с о. Петром у меня прекратилась. Впоследствии, когда о. Петр жил на вольном поселении в Сибири, а я находилась в Казахстане, он послал мне письмо. Но из-за отсутствия конверта он свернул письмо треугольником и написал на одной стороне мой адрес, на другой стороне свой. И письмо пошло путешествовать. Его везли то в одну, то в другую сторону, на нем наставили много штампов, так что и адрес замазали, но добросовестно доставили мне его ровно через полгода. Я была очень огорчена, так как ответное письмо не застало о. Петра на месте - он к тому времени переменил адрес.

В 1953 году о. Петр получил, наконец, возможность выехать из Сибири. Вернувшись в Москву, он направился в патриархию. Нужно сказать, что, будучи еще в Мариинских лагерях, при настоловании патриарха Алексия, владыка Афанасий и бывшие с ним священники обращались к избранному святейшеству с письмом, в котором просили принять их в общение с возглавляемою им русской Церковью, признавая его законной главой.