Воспоминания (Катакомбы XX века)

Батюшка ласково заговорил со мной: "А Вы скажите Спасителю: вот я пришла к Тебе, как блудница". Эти слова так поразили меня, что я невольно закрыла лицо руками, и на мгновенье так хорошо и светло стало на душе. Все же я еще пыталась продолжить свои "доказательства от противного", но вскоре замолкла, так неуместны они были теперь. В саду запел соловей. "Вот мы сидим здесь с Вами вдвоем, - сказал о. Серафим, - у нас как будто бы есть разногласия, как будто бы, - повторил он, желая показать, что это только кажется, а в действительности никаких разногласий не существует. - А соловей, слышите, как поет?" - закончил он.

Все громче разливалась в саду соловьиная песнь, и все в ней было понятно, все было гармонично, и не было никаких "разногласий".

Мне казалось, что душа моя разрывается на части. "Простите, - сказала я наконец. - Я так много времени отнимаю у Вас". - "Я страдаю вместе с Вами", - ответил о. Серафим.

Домой я приехала поздно ночью. На улице я встретила брата. Он очень беспокоился и искал меня повсюду. Я сказала, что беседовала с Тоней и поэтому задержалась дольше обыкновенного.

После этого дня мы опять долго не виделись с батюшкой. В письмах он всякий раз разъяснял мне действительное значение и смысл моих собственных мыслей и чувств.

В одном из писем, полных конфликтных переживаний, я приводила стихи Тютчева: Душа готова, как Мария,

К ногам Христа навек прильнуть. - и заканчивала его вопросом: готова ли? готовится ли?

О. Серафим на ряде примеров старался показать мне, в чем состоит эта готовность.

В этом и заключалась по существу наша переписка: у меня было "как будто", у него было "действительно". У меня было предчувствие, у него "ведение". Я не видела и не понимала, что происходит в моей душе, а он видел и понимал все.

Я написала батюшке о том, какое неотразимое впечатление произвели на меня слова Т.К.*: "Христианин тот, кто любит только одного Христа и больше никого, и больше ничего". Батюшка ответил: "Вы поняли бы эти слова еще лучше, если бы вспомнили притчу о лепте бедной вдовицы".

---------------------------------------------

* Татьяна Ивановна Куприянова - духовная дочь о. Сергия Мечева, жена катакомбного священника Бориса Васильева; училась вместе с В. Я. Василевской в университете (прим. ред.).

Однажды я привела в письме стихи Баратынского: И на строгий Твой рай

Силы сердцу подай! В ответ старец писал: "Приводимые Вами слова поэта я принимаю как молитвенное воздыхание".

Наконец мы с Тоней сговорились о новой совместной поездке в Загорск 30 октября 1936 года (в то время работали 5 дней, а на 6-й отдыхали; это был выходной день). Тоня приехала ко мне 29-го вечером с тем, чтобы остаться у меня ночевать. 29-го был день рождения папы. В столовой собрались родственники. Я сказала, что плохо себя чувствую, и не выходила к гостям.

"Для иудеев соблазн, а для эллинов безумие", - писал апостол Павел. Все, что было еще в моей душе от эллина и иудея, вновь восстало против призывавшей ее благодати. Я плакала весь вечер.

Тоня молча сидела возле меня, как сидят возле тяжело больного. Только один раз она сказала: "Все должно пройти через страданье".

Рано утром мы поехали в Загорск.

- Ну что, есть у Вас решение? - спросил батюшка.

- Нет, - ответила я.

- И не будет, - спокойно сказал о. Серафим.

Потом я начала говорить о том, что многое мне неясно, на многие вопросы я не могу ответить, и неожиданно для самой себя закончила словами: "Здесь (т.е. в христианстве) для меня не мировоззрение, а призваниеNo" - "Тем лучше! - обрадовался батюшка. - Только это и нужно! А мировоззрение придет постепенно. Откуда оно могло бы быть у Вас сейчас? Это невозможно".

Потом он начал говорить о том, как будет происходить крещение. "Я понимаю Вас, - сказал он, - для Вас это операция, но операция без риска". Мне казалось наоборот, что риск неизмеримо велик: или за этой гранью откроются новые горизонты, или произойдет роковое и непоправимое... "Верую, Господи, помоги моему невериюNo"

5 ноября был день рождения Тони. В этот день она должна была быть в Москве, в церкви (единственная церковь, в которую батюшка тогда разрешал ходить своим духовным детям, было Греческое подворье на Петровке). Сестра собиралась тоже идти туда. Я попросила разыскать там Тоню и передать ей мою записку. Записка была следующего содержания: "Вторая половина пути близится к концу. Длительная и тяжелая была борьба. Многое трудно и больно сейчас, но колебаний больше нет. Как хорошо быть побежденным, когда победитель Христос!"

Тоня очень быстро передала это письмо в Загорск и через несколько дней приехала сказать, чтобы сестра 15-го приехала в Загорск получить все необходимые указания (я была на работе), а день крещения был назначен на 18 ноября.

15-го Леночка приехала в Загорск, а я пошла на только что открывшуюся выставку картин Рембрандта, для того чтобы проститься со всем, что было до сих пор в моей жизни. Мне было вместе и грустно, и радостно, и я постепенно успокаивалась. Картины Рембрандта помогли мне в этом.