Воспоминания кавказского офицера

Можно вообразить, с какою радостью мы вступили на ровное место перед укреплением. Комендант и весь гарнизон высыпали за бруствер смотреть на наше путешествие по гладкой скале, между небом и морем. В первый раз они видели людей, идущих этим путем, и многие не хотели верить, чтобы мы дошли, спорили и держали пари о том, что конец нам будет в море. Перед укреплением встретила нас новая опасность, которою также нельзя было пренебрегать. Несколько десятков огромных гагринских собак бросились к нам навстречу, готовые нас разорвать за наш черкесский костюм. Я крикнул солдатам, чтобы остановили собак: это всех чрезвычайно озадачило. Когда их уняли, комендант подошел к нам с караулом и требовал, чтобы мы сложили оружие. Мой отказ исполнить его приказание привел его в такое недоумение, что он не знал, что и сказать, повторяя только: “Да ты кто такой? да как ты не хочешь слушать моего приказания?” Между тем я вынимал зашитое в бешмет открытое предписание главнокомандующего на Кавказе, перед которым должны были умолкнуть все его притязания. Прочитав его несколько раз, будто он не верил своим глазам, подполковник Малашевский переменил тон и попросил меня очень вежливо войти с моими товарищами в укрепление, в котором я остановился у майора Марачевского, защищавшего в двадцать четвертом году так храбро владетельский дом в Лехне. Марачевский мог меня угостить только чаем, которым я не пользовался в течение шести с половиною недель, проведенных мною в горах. В других припасах он нуждался гораздо более черкесов. Вообще участь гагринского гарнизона была в то время очень незавидна. Горы командовали укреплением с трех сторон, с четвертой стороны оно примыкало к морю. Черкесы били солдат из ружей внутри Гагр, дрова и фураж доставались гарнизону не иначе как с бою. По целым месяцам он кормился одною солониной и хлебом, крупою и картофелем. Овощи, свежее мясо и живность считались за величайшую редкость. Женщин не существовало в Гаграх; о них знали только по преданию. Сухим путем Гагры не имели сообщения с Абхазией и получали провиант морем в известные сроки. В мой приезд имелись в укреплении из домашней птицы только один петух и две курицы, из коих одна лишилась по этому случаю жизни. Участь солдат была бы еще тягостнее, если бы не существовали огромные собаки, приученные открывать неприятеля, следить за ним и караулить укрепление по ночам. Собаки получали казенный провиант и находились в большой чести у солдат, которые никогда не покидали их в деле; раненую собаку приносили нередко в укрепление на шинели и лечили в лазарете наравне с людьми. Собаки были до того приучены к своему делу, что при первом звуке барабана, призывавшего к сбору, собирались перед командой, долженствовавшею выйти из укрепления, потом рассыпались впереди стрелков и открывали неприятеля, засевшего в лесу. Во время дела некоторые собаки, известные в гарнизоне, храбро нападали на черкесов. После вечерней зари собак выпускали за укрепление, около которого они с удивительным инстинктом составляли передовую цепь, облегая его со всех сторон. Вечером, в день нашего прибытия, Сефер-бей Маршаний привел благополучно в Гагры Ягыза и Ханафа с лошадьми. Ветер, дувший с берега, позволил ему воспользоваться для этого путем мимо скал. На другой день мы поехали в Абхазию, переправились через Бзыб около устья, против укрепления, построенного генералом Л. в виде бастионированного треугольника. Место, на котором ходил весной баркас и потонул бедный Шакрилов, совершенно обмелело, вода не доходила выше колена нашим лошадям. Подивившись форме укрепления и пожалев о скучавшем тут гарнизоне, я утешил солдат надеждою на скорую смену, не сказав им только, что они будут обязаны ею Бзыбу, а не воле начальства. Мое предсказание сбылось: осенью река вышла из берегов и смыла редут; а гарнизон благополучно отступил в Пицунду.