Воспоминания. Конец 1917 г. – декабрь 1918 г.

Профессор Чубинский сам был природным украинцем, достаточно сказать, что отец его настолько увлекался этой идеей, что написал украинский народный гимн, который теперь сделался официальным. Министр Чубинский прекрасно говорил на украинском языке, знал прекрасно украинскую литературу, задолго до революции писал по вопросам на украинском языке. Все это доказывало что человек этот действительно любит Украину и работает честно на ее создание, но так как он в качестве просвещенного судебного деятеля не мог примириться со взглядами украинских деятелей на их способы обновить наш судебный аппарат, за это его украинцы не возлюбили и начали против него травлю. Чубинский по убеждениям кадет, старался всегда идти строго законными путями в деле восстановления суда, но этот способ при всем своем достоинстве, к сожалению, в наше революционное время иногда слишком затягивал начало обновления судопроизводства, например, хотя бы для того, чтобы упорядочить институт мировых судей, о котором я только что говорил. Он считал, что отстранение судьи возможно только по суду, или же властью Державного Сената, который предполагалось учредить, но так как Сенат еще не был учрежден и на создание его потребовалось несколько месяцев, а пока весь институт никуда не годился и жалобы на деятельность этих судей поступали безостановочно, все круги жаловались на его вялую деятельность и отсутствие энергии. Во время революции хорошие принципы иногда просто мешают делу. Особенно раздражались правые деятели. Они приходили постоянно на него жаловаться, хотя я и теперь затрудняюсь сказать, можно ли было скорее работать, но фактически, по-моему, Чубинский работал хорошо. Относясь совершенно беспристрастно к вопросам национальным, исключительно желал подобрать себе высокий по своим знаниям и нравственным принципам персонал. Шелухин, бывший министр юстиции при Раде, тоже часто приходил ко мне и жаловался на якобы преследование украинцев Чубинским. Это была неправда, и меня удивляет, что Шелухин, человек порядочный, пускался на такие вещи. Объясняю себе это его крайним украинским шовинистическим направлением, которое затуманило у него правильный взгляд на вопросы, связанные с украинством. Он мне дал, я помню, список лиц, которых умолял не убирать из ведомства, а другой с кандидатами для назначения в Сенат. Я об этих списках ничего Чубинскому не сказал, так как мне хотелось самому проверить его отношение к этому вопросу. Когда же мне Чубинский представил кандидатов, то я увидел, между прочим, всех этих украинских деятелей, о которых мне писал Шелухин. Они были также и кандидатами Чубинского. Это показывает на беспристрастность, но конечно, он не мог назначать людей без всякого стажа на высшие судебные должности, и ему приходилось все-таки идти иногда против украинских деятелей, которые хотели какой-то крайней украинизации в ущерб делу правосудия. На Украину в это время съехалось очень много видных юристов с севера, и потому подобрать действительно подходящий состав было нетрудно. Особенно недовольны были восстановлением прежних судебных палат, я не могу себе объяснить, почему это так волновало украинцев, если не считать узко национальный вопрос дела, а именно, что с восстановлением палат пришлось вернуть на службу прежних судебных деятелей и потому многим революционным деятелям этого ведомства, занимавшим высшие должности во время Рады, пришлось несколько раз уступаться местами, хотя это и пришлось делать очень редко, разве уж какое-нибудь выдающееся несоответствие прежнего стажа с занимаемой должностью.