Воспоминания. Конец 1917 г. – декабрь 1918 г.

В этот день я, во-первых, получил подробное извещение от барона Штейнгеля из Берлина, в котором он давал подробный отчет о том, что в Германии произошла революция и что императорская власть свержена. С другой стороны, некоторые украинцы принесли мне прокламацию Украинского Национального Союза, в которой они созывали на 17-ое ноября Украинский Национальный Конгресс, причем из рассмотрения программы и предстоящих прений и из состава самого Конгресса я понял, что дело ясно и определенно идет о свержении Гетманства. Учитывая, что, с одной стороны, наша армия имеет лишь одни кадры, и потому мало на нее можно рассчитывать, что, с другой стороны, эти объединенные украинские партии представляют громадный аппарат для распропагандирования своих идей среди населения; третье, чего от немцев, теперь во всяком случае, максимум что можно ожидать, это нейтралитета, во всяком случае, не активных действий против врагов Гетманства, – я пришел к заключению, что мне оставалось принять одно из двух решений. Или стать самому во главе украинского движения, постаравшись захватить все в свои руки. Исполнение рисовалось таким образом, что я сам бы объявил о созыве Национального Конгресса, причем состав членов изменил бы, дополнив его членами не одних только левых партий. Тогда я, так сказать, мог бы изменить все те решения, на которые рассчитывали Винниченко и компания, и хотя, если можно так выразиться, общипанный, мог удержаться у власти. Помню, Палтов, с которым я говорил по этому поводу, был сторонником этого решения. Он находил это целесообразным и красивым, хотя рискованным. Я лично мало верил в успех при этом решении, так как еще утром я получил уведомление, что был раскрыт весь заговор восстания при аресте начальника части моей охраны, полковника Аркаса. Из его сообщения выяснялось, что конгресс конгрессом, а восстание все равно вспыхнет. Ясно, что тут никакие изменения в составе конгресса не изменили бы положения, а вместе с тем я боялся, что, став на путь уступок, мне придется сделать их целый ряд, причем я буду в руках людей, которые (для меня не было никакого сомнения) поведут Украину к гибели. Другое решение было – решительно закрыть Конгресс и опереться в Киеве на все те офицерские формирования, о которых я говорил выше, а если надо, то объявить всеобщую офицерскую мобилизацию. В одном Киеве у нас было до 15 тысяч офицеров. А затем по минованию надобности я твердо решил вновь выправить государственный корабль по тому пути, которого я придерживался всегда и от которого я никогда не отказывался. Я считал это проще, и это сулило лучшее разрешение конфликта. На следующий день я видел много украинцев. Лично я не был вообще против выявления украинцами своих пожеланий, но находил лишь момент совершенно несвоевременным. Я понимал, что весь этот Конгресс не явится собранием, которое сможет остановиться, вырешив определенные вопросы, а что начнется анархия. В этом духе я и говорил украинцам, и многие, не только отдельные личности, но и целые партии, вполне с этим соглашались. Немцы стояли за Конгресс. Они вообще смотрели на этот вопрос чрезвычайно мрачно, они усматривали в этом стремлении его созыва не попытку к свержению Гетманской власти определенными партиями, а считали это желание народным. Винниченко, нужно отдать ему честь, ловко сумел их обработать.

В этих переговорах прошло несколько дней. В это самое время ко мне пришло несколько лиц, к которым я питал безусловное доверие и называть которых теперь я считаю преждевременным, причем одно из них привезло ко мне тоже лицо, занимавшее вполне определенное положение. Это лицо мне заявило (причем, все это было подтверждено многими вескими аргументами), что Entente-a, и в особенности Франция, которая является главным деятельным государством из числа держав Согласия на Украине, не желает решительно говорить с украинским правительством, пока оно стоит на точке зрения «самостийности», и что только федеративная Украина может иметь успех у них; что на днях приезжает уполномоченный представитель держав Согласия, который войдет в переговоры только при ясно выраженном новом курсе украинского правительства.

10 или 11 числа из Ясс прибыл целый ряд лиц, между ними и украинцы, а также мои личные агенты, и все подтвердили то же самое. Они же мне сообщили, что представитель Украинского Национального Союза совершенно не был принят представителями Entente-ы. Причем в случае федеративного жеста с моей стороны немедленно же обещалось прибытие войск держав Согласия. Этому я не поверил, во всяком случае, рассмотревши карту, решил, что если войска и придут, то придут слишком поздно. Да они в то время мне и не особенно были нужны, если бы, я думал, приехал хотя этот самый Эно и категорически заявил бы немцам требование Entente-ы защищать мое правительство, дело было бы выиграно.