Воспоминания. Конец 1917 г. – декабрь 1918 г.

В Тростянце была простота, в Волокитине было все торжественнее и с известным этикетом. Самым торжественным днем в Волокитине считался день именин моего деда, 5-го июля, день св. Андрея Критского. За несколько дней садовник плел гирлянды. В самый день торжества, еще лежа в кровати, я слышал гул от толпы крестьян, собравшихся около церкви в ожидании начала литургии. Затем начинался торжественный выход. Из большого дома против церкви выходил дед под руку с одной из дочерей, за ним шли попарно обе семьи, воспитатели, тут же были и управляющие все дедовских хуторов и редкие гости. Обедня служилась очень торжественно, с сослужением всех окрестных сел, к которым примыкали имения деда. По окончании литургии, после многолетия деду, пропетого прекрасным Волокитинским хором, в таком же порядке, как туда шли, возвращались обратно. На дворе против церкви нас встречали звуками марша оркестра Костромского пехотного полка, специально для праздника выписываемого ежегодно из города Глухова, где полк стоял. Вся толпа Волокитинских крестьян, так же как и соседних сел, были приглашены в сад, где начиналось угощение и разные увеселения. Лазание на столбы за призами, качели и тому подобное. Всюду немедленно составлялись группы для танцев под звуки то оркестра, то сельских скрипок. Все дети получали конфеты, работники и работницы – подарки. Праздневство длилось до вечера и заканчивалось большим фейерверком на лужайке со стороны сада. Хотя гостям давалось в изобилии вино, водка и мед, я в те времена никогда не видел каких-либо безобразий. Для нас, конечно, главный интерес представлял военный оркестр и затем вечерний фейерверк, в пускании которого мы в позднейшие годы и сами принимали живое участие.

Жили мы до весны, когда ездили сдавать экзамены в Стародуб. Путешествие это тоже делалось на лошадях (160 верст), или же в позднейшее время мы переезжали в Сафоновку, имение моего отца, подаренное ему Иваном Михайловичем в год рождения моей сестры Елизаветы. Имение было куплено в страшно запущенном виде. Мы проводили там же зимы в далеко еще не отстроенном доме. При имении был винокуренный большой завод. Единственно, что было очень красиво и приятно в Сафоновке, это то, что дом находился у самой реки Сейм, из дому спускалась к воде каменная широкая лестница.

Сафоновка оставила во мне печальное воспоминание. На этом имении лежала печать проклятия. Оно все переходило из рук в руки. Уверяют, что когда-то оно принадлежало какому-то помещику, который, умирая, сказал, что если его могила не будет содержаться в порядке, то никто из следующих владельцев имения не будет счастливым. Никто из прежних помещиков не занимался могилой покойного, не занимался и мой отец. И вот действительно, в 85 году, вечером, мы приехали в июне месяце на короткий срок из Волокитина погостить в Сафоновку. Помню день моих именин 29 июня, в то время как мы купались в Сейме, нам принесли телеграмму от матери, которая была в Киеве при больном отце, с известием, что последний скончался 28 июня. Мы все, дети, немедленно были снаряжены в Киев под предводительством бывшего у нас тогда уже учителя Иосифа Игнатьевича Цехановича.

Цеханович был у нас учителем в течение нескольких лет. Как учитель он был неважный, но, будучи юристом по образованию, в период, который наступил после смерти моего отца, когда определилось, что дела отца остались в хаотическом состоянии, он в качестве представителя наших интересов проявил много энергии, конечно, уже с делом нашего образования не имел никакого соприкосновения.

Мой отец умер в Гранд-Отеле, как написано в свидетельстве о смерти, от болезни печенки. Умер 50-ти лет от роду в полном расцвете сил. Отпевание было в Георгиевской церкви в Киеве, а затем в сопровождении военной части, назначенной для дачи последних почестей покойному как кавалеру золотого оружия, траурный кортеж тронулся через весь Киев на вокзал. Помню, что была страшная жара и что с несколькими из сопровождающих знакомых сделалось дурно.

Перевозка тела покойного на железную дорогу, а затем по маршруту Сафоновка, Волокитино, Полошки, в 20 верстах от Волокитииа, имение моего деда Ивана Михайловича, Глухов и, наконец, Гамалеевский монастырь длилось несколько дней. Во всех имениях служились панахиды, и мы ночевали. От Глухова до Гамалеевского монастыря кортеж с телом покойного отца шел той же дорогой, как то было более чем 250 лет тому назад, с телом покойного гетмана Ивана Скоропадского, описанного в Диариуше Ханенко.

Гамалеевский монастырь построен гетманшей Анастасией Скоропадской, и я с ужасом думаю о том, что делается теперь в этой тихой обители.