Воспоминания корниловца: 1914-1934

На основании всего лично пережитого, услышанного и прочитанного за первые 14 лет коммунистической власти мы сделали вывод, что хулиганство вызвано, в первую очередь, сознательным разрушением государственной властью религиозно-нравственных устоев народа. Диктатура пролетариата привела к материальному и культурному обнищанию. Она навязала свой «культурный уровень» всем российским народам в той же степени, в какой она распространила на них свою физическую власть.

Иногда раздавались голоса, что в задачи советской власти должно войти поднятие культуры правящего класса чуть не до уровня дореволюционного трудового интеллигента. Однако тип «нового человека» должен был обладать совершенно другими качествами, порожденными антирелигиозной пропагандой, доносами, убийствами, бесчеловечным отношением к целым народам. Хулиганство и дикие нравы воспитывались на личном примере власть имущих.

Вопрос брака и пола

Своей конечной целью большевики объявили бессемейное общество. Мужчина или женщина, состоящие в браке, могли его расторгнуть в любое время. Процедура записи в ЗАГСе была тождественна временному торговому договору без взаимных гарантий. А поскольку согласно большевицкому лозунгу тех лет каждый человек обязан работать, то вопрос о компенсации при разводе отпал. За ребенка, который чаще всего оставался у матери, отец должен был платить алименты в размере 10 % основной зарплаты.

В первые годы революции, а также во время НЭПа разразилась настоящая эпидемия разводов. Бывало, что люди, счастливо прожившие 30 лет в браке, после издания декрета вдруг выясняли, что «не сошлись характерами», и разводились.

Идея свободного брака находит немало приверженцев и на Западе, в особенности среди интеллигенции, обитающей в сфере иллюзий. Несомненно, есть браки, которые правильней было бы расторгнуть. Но возвести это в закон — значит бессознательно или сознательно ослаблять народ и толкать его на путь дегенерации.

Каковы же были последствия этой эпидемии? Страдания и слезы жен с детьми оставим в стороне, ибо слезы в советском словаре существуют только тогда, когда ими обливаются «узники МОПРа» (Международная организация помощи борцам революции.)*.

Коммунист, помощник директора одного из трестов, снова пришел к нам за справкой о состоянии здоровья для предъявления в ЗАГС по поводу вступления в одиннадцатый брак. Этот тип «женился» уже в Краснодаре, Ростове и в других городах. Знакомый в ЗАГСе показал мне длинный список людей, расписывавшихся по три, четыре и больше раз.

Я лечил пожилую крестьянку.

— Ну что мне делать, доктор? Сын привел четвертую жену. Первая была хорошая и работящая, четыре года жили дружно. А как пошла эта кутерьма, словно бес на него напал!

На крестьянских хозяйствах до коллективизации этот разврат отразился губительно. На абортных комиссиях на вопрос «Почему хотите делать аборт?» наиболее частым был ответ «муж бросил».

После декрета увеличилось количество браков по расчету. В первую очередь это касалось студенток, выходивших замуж за рабочих, чтобы скрыть свое социальное происхождение и приобрести преимущества, начиная с рабочего пайка и поступления в ВУЗ с освобождением от платы за обучение и кончая получением стипендии. Окончив ВУЗ, они обычно прекращали этот советский мезальянс. Одна наша студентка на курс старше меня очень нуждалась и решила выйти замуж за сапожника. После окончания ВУЗа она захотела от него отделаться. И тогда он зарезал ее сапожным ножом. Был судим, но через полгода вышел из тюрьмы. И это был не единственный подобный случай. Народ не считал обязательную запись в ЗАГСе подлинным браком. После записи обычно венчались в церкви. Тайно венчались и многие коммунисты. Если это становилось известно, вычищали из партии.

После коллективизации и разгрома церкви все, в принципе, осталось так же, хотя многое усложнилось. Конечно, и церковный брак не был гарантией, но разводов среди венчавшихся в церкви было несравненно меньше, чем среди «расписавшихся». Бывало, отпрашиваются со службы: «Мы только на пять минут, расписаться, сразу же вернемся!»

Мы с женой, естественно, не могли сослаться на брак, заключенный в 1918 году в Новочеркасске, и нам в связи с подачей прошения на выезд в Югославию пришлось тоже проделать эту процедуру.

В комнате стансовета, полной народа, в углу стоял столик, за которым сидела заведующая ЗАГСом. Мы с женой тоже «выбежали на пять минут» из больницы, захватив одного медика как свидетеля. Второго свидетеля я нашел не то в стансовете, не то на улице. За свидетельством «заскочил» на следующий день.

В. В. Вересаев в одной из статей говорит о художественной стороне советских обрядов. Надеюсь, что пятилетка выбила у него эту дурь из головы.

Эпидемия абортов