Адвокатский союз, как интеллигентский союз, пошел по той же дороге: слился с Союзом союзов, повторял его трафаретные лозунги. Я не помню, чтобы на заседаниях его обсуждали вопросы, связанные с его профессиональной деятельностью. Зато помню попытки отдельных членов его приблизить союз к еще более левому направлению. Так кем-то было предложено в число его целей, кроме водворения в России «народовластия» и «свобод» через конституцию, написанную Учредительным собранием, ввести «борьбу с капитализмом». На это союз не пошел, не желая отступать от общей освобожденческой программы; но один из молодых его членов, М.И. Косовский, горячо стал доказывать, что Адвокатский союз политически слишком широк, объединяет людей между собой несогласных, тех, кто защищает «капиталистический строй», и тех, кто верит, что «собственность есть воровство». Я запомнил эти прения, может быть, потому, что в памяти сохранилась неожиданная реплика ему со стороны очень левого М.Л. Мандельштама, который потом добровольно ушел к советской власти. Он ответил М. Косовскому, что советует ему снять с себя адвокатский значок, так как тот, кто считает собственность «воровством», не может идти в суд с просьбой признания кого-нибудь несостоятельным должником. Я запомнил эту стычку по внешней ее живописности. Серьезнее то, что в Адвокатском союзе тогда могли спорить об этом. Между тем этот союз мог бы, как и земство, в силу своей профессии, занять в Освободительном Движении особое место, быть в нем действительно самостоятельным элементом. Если земцы своей деятельностью олицетворяли идею народовластия, то адвокаты могли бы представить другую основную идею – законность. Вместо того чтобы навязывать своему союзу борьбу с капитализмом, которая их не касалась, адвокаты могли бы ставить правовые проблемы об охране основ права не только в судах, но даже в самих законодательных нормах. Ведь законодательная норма может понятию права противоречить, а народовластие с правовым порядком должно было бы быть нераздельно. Далее, сама адвокатская профессия учила разграничению эволюции от революции. Адвокат всегда работает с государственной властью, даже тогда, когда человека от нее защищает. На судах он власть убеждает в своей правоте, а не низвергает ее. Революционеру, по темпераменту и убеждению, не место за адвокатским пюпитром. С его стороны это будет притворством. Потому Адвокатскому союзу, поскольку он действительно бы представлял самих адвокатов, естественно было стоять в стороне от трафарета Союза союзов и внести в общественное понимание нечто новое, навеянное адвокатской профессией. Я, кровно с ней связанный, чувствовал всю недостаточность поклонения «воле» Учредительного собрания по четыреххвостке и сначала пытался в Адвокатском союзе проводить эту точку зрения, но скоро понял всю бесполезность этих попыток, так как в них видели, не без основания, недоверие к непогрешимости и обязательности «воли» Учредительного собрания. Адвокатский союз пошел по общей дороге и в массе союзов был обезличен. Моя роль в нем оказалась чисто формальной, и Освободительное Движение и в этой области проходило мимо меня.
Мое личное сочувствие оставалось с земцами, у которых был другой подход к делу и которые долго старались идти особой дорогой. Но общее настроение интеллигенции стало захватывать земцев и влекло их за собой. Но произошло это все не сразу.
После событий 1905 года – Кровавого воскресенья 9 января, актов 18 февраля, развития союзного движения – в апреле 1905 года состоялось опять собрание Общеземской организации; на нем было завершено и оформлено разделение земств на его большинство и меньшинство. Это разделение обнаружилось еще на первом земском съезде в ноябре 1904 года по вопросу о «правах представительства»; но тогда, несмотря на это разномыслие, земство продолжало считать себя единым и свою записку Государю подало от их общего имени. Теперь же они разошлись по второстепенному вопросу об избирательном праве; но на нем не только разошлись, но раскололись. Вместо одной Общеземской организации появились две земские группы: «большинства» и «меньшинства».
Несмотря на раскол, они остались все-таки «земством» и между собой могли находить общий язык. После Цусимской катастрофы в последний раз состоялся Общеземский съезд, но он уже не имел права так себя называть и выступил под характерным именем коалиционного съезда. На нем говорили только о том, в чем все были согласны, то есть о необходимости скорейшего созыва представительства. Но это мнение они обращали опять к существующей государственной власти. От имени съезда была послана депутация к Государю. Там произнес свою известную речь князь С.Н. Трубецкой. Государь в ответе Трубецкому сказал: «Отбросьте ваши сомнения. Моя воля созвать выборных от народа непреклонна. Я каждый день стою и слежу за этим делом. Вы можете передать это всем вашим близким… Я надеюсь, что вы будете содействовать мне в этой работе».